Грицко Геннадий Игнатьевич
- А знаешь, с чего всё началось? – спросил он у автора сих строк, когда мы недавно разговорились о самых-самых первых шагах большой науки в Кузбассе. – 1982 год, Кемеровский обком всё сильней настаивает на развитии у себя научного центра, и даже старается перетащить из Новосибирска Институт Горного Дела. В планах Сибирского Отделения АН СССР те же стремления: развиваться надо, угольная отрасль и металлургия - без академического обеспечения, но зачем переводить ИГД?
-
С академиками Г.И.Марчуком и В.М.Титовым
ИНСТИТУТ УГЛЯ
Геннадий Игнатьевич Грицко
- А знаешь, с чего всё началось? – спросил он у автора сих строк, когда мы недавно разговорились о самых-самых первых шагах большой науки в Кузбассе. – 1982 год, Кемеровский обком всё сильней настаивает на развитии у себя научного центра, и даже старается перетащить из Новосибирска Институт Горного Дела. В планах Сибирского Отделения АН СССР те же стремления: развиваться надо, угольная отрасль и металлургия - без академического обеспечения, но зачем переводить ИГД? В общем, мне, заму директора данного института, поручено вопрос урегулировать. Встретились со вторым секретарём В.И. Ситниковым, договорились, - никого никуда переводить не будем, будем создавать. Но для создания потребуется в первую очередь строительство, а для строительства понадобится то-то и то-то. И вот, с замом председателя облисполкома В. Урайским летим в Москву, в Госстрой. Ходим по кабинетам день, другой, там никто ничего решать не собирается: средств нет! В последний день бредём по этажу, повсюду ремонт, двери открыты, в одном кабинете вижу телефон с гербом – «кремлёвка» - и справочник рядом! Беру справочник, нахожу фамилию, звоню: так и так. Ответ: - Жду вас через 20 минут! Ну, двадцать не двадцать, но вот мы уже в ЦК КПСС, и на наших бумагах - виза, с которой всё и началось!
… Беседовать с Геннадием Игнатьевичем вполуха невозможно, его речь – это воспоминания с точными датами и точными деталями, или научные выводы, когда-то оказавшие влияние на сегодняшние процессы, или научные предсказания. Впрочем, сейчас не о том, сейчас – о жизни учёного, самая первая публикация которого вышла в 1955-м под названием: «Внезапные выбросы угля и газа на шахте "Коксовая-2" в Кузбассе».
Вот отрывки из его воспоминаний.
«В конце 1920-х мама и бабушка (царствие им небесное!) перебрались из Каргата (они были батраками) на заработки в Новосибирск – он бурно рос, найти работу было просто, и мама с бабушкой стали зарабатывать уборкой квартир, клубов, магазинов.
В 1930 появился я. Время голодное, я часто болел, отец с нами не жил, мама старалась изо всех сил, окончила Комвуз, стала торговым работником, меня устроила в детский сад Универмага. В этом детском саду и под прилавком Универмага, среди прекрасных людей, которые коллективно заботились обо мне, я и рос, получая уроки жизни, научившись читать, жизнь была богата событиями, познаниями, впечатлениями, это было прекрасное детство.
Мама, Ольга Дмитриевна Грицко
Мы скитались, снимая не квартиру, как сейчас, а углы в комнатах, где уже жили семьи. Потом жили в трехкомнатной коммуналке на 5 семей (Дом печатников, ул. Трудовая).
Вся предвоенная жизнь казалась пропитанной подготовкой к большой войне. ОСОАВИАХИМ, Ворошиловские стрелки, ГТО, лыжные пробеги, полёты краснокрылых истребителей над городом, пионерские парады, культ Красной Армии, парашютные вышки в парках, военные игры.
А потом началась война, помню уроки военного дела даже в младших классах, фильмы, карикатуры в журналах – всё это скрепляло единый дух народа, который и стал основой Великой Победы
В Доме печатников, где сейчас на Красном проспекте книжный магазин, был продуктовый, с хлебным отделом. У прилавка ежедневно стоял пленный немец с мешком – он просил хлеб для пленных. И люди молча отдавали ему довески, и я отдавал. Нам с мамой, как «иждивенцам» полагалось по 400 граммов, но и за этими граммами приходилось стоять часами каждый день. Так же и за крупой (пшённая сечка), лапшой, сахаром. Потерять или не отоварить карточки было жизненной трагедией. А ещё надо было приносить на 5-й этаж воду. Готовили на коммунальной кухне на буржуйках. В школе давали по серо-белой булочке и мы с нетерпением ждали, когда принесут тот цинковый бачок с булочками…
А уж как кормили летом в пионерских лагерях – это была настоящая забота страны о детях. Эту заботу надо поставить в тот же ряд, что и прекрасные, решающие для будущей жизни детские сады; строительство в годы войны Оперного театра, открытие ботанических садов; организацию филиалов Академии наук в Сибири и многое другое, чего сейчас страна лишена.
Был я и свидетелем трагедий. Стоял у окна и видел взрыв на комбинате № 179 (впоследствии «Сибсельмаш»). А в начале лета 1943 года постоянное гудение над городом самолетов чкаловского завода перешло в рёв, закончившийся взрывом – летчик-испытатель (потом сообщили фамилию -Старощук) отвернул неисправный самолёт от жилого дома и направил в булыжную мостовую Красного проспекта, почти напротив теперешнего Дома быта. Я прибежал через минуту, увидел дымящуюся воронку.
Напротив нашего дома, через Красный проспект, был госпиталь, и мы установили контакты с раненными. Один из них, Коля Артамонов, после выписки зашёл ко мне домой попрощаться, оставил извлечённые из его ран осколки снаряда, оставил адрес в Москве.
Когда подрос, мама купила мне баян, потом аккордеон, я научился по слуху и стал играть в школе, в клубе, в школе танцев, на вечерах, - зарабатывал! А однажды к нам прибегает девушка:
- Генка, бери аккордеон и быстро к нам, у нас Александр Иванович Покрышкин с братом!
У трижды Героя Советского Союза, нашего земляка, младший брат Валентин Иванович тоже был лётчиком. Я подхватил свой «Emco» ¾, и к ним. Там что-то скучновато, гости сидят тихо, я развернул меха, все оживились, а дальше получилось совсем неожиданное – мы с Александром Ивановичем ушли вдвоём в соседнюю комнату, он закрыл дверь и начался разговор! Он удивлялся, - как это я без нот? Рассказал, что привёз с фронта аккордеон, хочет научиться, но ничего не получается, я ему что-то показывал... И так прошло часа два! На прощанье Александр Иванович спросил меня, восьмиклассника , что думаю делать после школы. Конечно, я ответил, что пойду в лётчики. А он неожиданно отвечает (помню почти дословно):
- Ну и зря, война кончилась, больше лётчики так не нужны. В лучшем случае будешь возить людей, будешь извозчиком! Ты поступай в институт, получай гражданскую специальность, будешь работать…
Не скажу, что именно по его совету, но так у меня в жизни и получилось.
В 1948-м, по окончании 10-й школы, я собрался поступить в НИВИТ, Новосибирский институт военных инженеров транспорта. Сдал вступительные, но моего друга не принимают – родители репрессированы. А в кулуарах приемной комиссии оказался представитель Томского политехнического института, - он предложил, и вот мы в Томске, выбрали горный факультет – на нем, как и в НИВИТе, повышенная стипендия, и обещали форму. Но товарищу не понравилось, он уехал, а я остался. Дали общежитие, и я стал студентом Горного факультета имени академика В. А. Обручева Томского Политехнического Института имени С. М. Кирова. За всю жизнь я не только не пожалел об этом, но и благодарил бога и доцента А. Г. Бакирова, который тогда в Новосибирске дал такую подсказку.
Тему дипломного проекта – «Разработка опасного по внезапным выбросам угля и газа пласта Владимировского на шахте «Центральная» в Кузбассе» предложил мне мой научный руководитель В. В. Проскурин. В дальнейшем проблема внезапных выбросов стала темой моей кандидатской диссертации, она и по сей день остаётся актуальной для многих шахт Кузбасса и Донбасса.
Аспирант в то время мог поехать в Москву и основательно поработать в Ленинской библиотеке, что мне и довелось. Заканчивая диссертацию и уже работая ассистентом на кафедре, я имел возможность благодаря этой теме общаться с такими крупными столичными учёными как А. П. Судоплатов, В. Ф. Парусимов, В. И. Барановский, В. В. Ходот, А. Д. Поморцев, Г. М. Ляхов. Они работали непосредственно с академиками А. А. Скочинским и Л. Д. Шевяковым, перед которыми мне удалось выступить и получить одобрение выбранному направлению исследований.
В. В. Проскурин привлекал нас к научной и преподавательской работе. Так, мы выполнили у него для Прокопьевско-Киселёвского района Кузбасса проект по анализу схем подготовки крутых пластов, в результате были показаны преимущества односторонней подготовки (применяется сейчас). Спустя много лет мне довелось продолжить эту тему в Лаборатории горного давления Т. Ф. Горбачева в ИГД СО АН СССР в Новосибирске, и на основании шахтных исследований вместе с моими коллегами, тоже выпускниками Горного факультета ТПИ, дать экспериментальные объяснения процессам опорного давления при различных схемах подготовки.
В. В. Проскурин посоветовал мне провести лабораторные исследования скорости газоотдачи углей из опасных по внезапным выбросам пластов, что я и сделал на Химико-технологическом факультете ТПИ, подтвердив для Кузбасса повышенную скорость газовыделения из опасных пачек угольных пластов.
Ожидался перевод Горного факультета из Томска в Кемерово. В мае 1959 г. после моего выступления на первом научно-координационном совещании по горному давлению в Новосибирске ученые с мировыми именами Н. А. Чинакал и Т. Ф. Горбачев предложили мне переехать в Новосибирск и продолжить исследования в Институте горного дела Сибирского отделения Академии наук СССР. С сентября я приступил к работе на новом месте.
Той же осенью получил однокомнатную квартиру и с тех пор 24 года - до 1983, работал в Институте, пока не потребовалось переехать в Кемерово, как уже говорилось, чтобы организовать в Кузбассе Институт угля СО АН СССР и затем - Кемеровский научный центр СО АН СССР.
Атмосфера инициативы, научной свободы, ответственности, которую кропотливо и терпеливо создавали и направляли Н. А. Чинакал и Т. Ф. Горбачёв, приучала нас к самостоятельности и к коллективной работе. А наши легендарные руководители своим жизненным кредо заставляли каждый раз при общении убеждаться, что ты тоже участвуешь в чём-то крупном, государственно важном, совершенно необходимом в науке, весьма нужном в горном производстве. Это было воспитание на собственном примере.
Ко времени перехода из Томского политехнического института в Институт горного дела СО АН СССР у меня была почти завершена кандидатская диссертация. Поэтому уже в начале следующего, 1960 г., я вышел на защиту. И оба раза (в 1960 г. по кандидатской и в 1968 г. по докторской – «Анализ формирования и расчёт напряжённо-деформированного состояния горного массива при разработке мощных крутых пластов Кузбасса») в качестве первого официального оппонента выступал Николай Андреевич Чинакал.
В Институте в то время работали сподвижники по щитовой системе и ученики Николая Андреевича: Виталий Трофимович Дзюбенко, Михаил Матвеевич Жарков, Надежда Викторовна Маревич, Александр Александрович Федосов, Иван Артемьевич Рыков, Иван Ефремович Чернов и многие другие. В Институте был настоящий центр технологий Кузбасса, поэтому «как свои» в работах участвовали щитовики Кузбасса – Л. С. Сенько, Ф. Ф. Барабанов, Ю. Н. Кулаков, В. Е. Брагин, В. И. Черемнов, И. А. Файнер и многие, многие другие, те, кто осуществлял и поддерживал идеи Н. А. Чинакала.
Н. А. Чинакал в своей деятельности воплотил стремления большинства учёных и производственников к созиданию.
Гениальные решения Н. А. Чинакала требовали продолжения в научных исследованиях. Однако «перестройка» и переход на «рыночные» отношения неумолимо выбили из эксплуатации область добычи угля из пластов крутого падения, а с ними и щитовую систему. Конкурентоспособность угля стала видеться в добыче импортными комплексами из пластов пологого залегания, малыми шахтами современного уровня, либо открытыми работами.
Мы отдаём себе отчёт о недостатках щитовой системы, ограниченности области применения (блестяще использованной Н. А. Чинакалом!), необходимости её совершенствования для работы в новых горно-геологических условиях, на более глубоких горизонтах. Технический прогресс бесконечен. Поэтому проблема возрождения щитовой системы разработки Н. А. Чинакала и системы его щитов видится в сохранении и развитии принципов, заложенных Н. А. Чинакалом в новую технологию, и в воплощении этих принципов с использованием современных достижений науки и возможностей угольного машиностроения.
Хотя впоследствии в Новосибирске мне пришлось «переквалифицироваться» на проблемы горного давления в шахтах, знания совокупности геомеханических процессов позволили применять научный багаж, накопленный в Томске.
Дипломные проекты стали дополняться экономическими разделами, и В. В. Проскурин поручил мне разработать структуру и демонстрационный лист по экономической части дипломного проекта. Эта работа была выполнена, и в течение нескольких лет я видел на защитах дипломных проектов студентов горных специальностей в ТПИ и в Кузбасском политехническом институте (Горный факультет ТПИ был переведен в Кемерово в 1962 г.) разделы, подготовленные мною.
А однажды В. В.Проскурин объявил, что я буду читать курс лекций по вопросам внезапных выбросов угля и газа, подземной газификации, гидродобычи и другим (сейчас мы говорим «нетрадиционным») технологиям для слушателей ВИК – Высших инженерных курсов. Там обучались люди с большим производственным опытом, многие - руководители предприятий. ВИК заканчивали легендарный угольный «маршал» В. П. Романов, министр угольной промышленности СССР М. И. Щадов и многие другие. Лекции прошли благополучно, и только лет через 30 один из слушателей рассказал мне, что накануне моей первой лекции к ним пришел В. В. Проскурин и предупредил, что молодой ассистент будет читать лекцию в первый раз, и попросил не слишком придираться, что и было исполнено.
Но вернёмся в Институт горного дела.
Основатели Сибирского Отделения АН СССР видели неразрывные задачи развития науки в Сибири и развития её производительных сил. Академик М. А. Лаврентьев отмечал, что с точки зрения хозяйственной специализации регионов Сибири, при организации и размещении подразделений СО АН были допущены просчёты, т. е. основные отрасли, такие как угольная и металлургическая, длительное время оставались без академического обеспечения.
Доктор наук Г.И. Грицко, 1980.
И, начиная с 1970-х, в Кузбасса начали создаваться подразделения Сибирского Отделения, открылись отделы Института неорганической химии, Института горного дела, Института экономики и организации промышленного производства, Института теплофизики.
Наконец, в 1983 был организован Институт угля СО АН СССР (впоследствии Институт угля и углехимии СО РАН), - года не прошло после того звонка по «кремлёвке». Затем зародился Институт химии углеродных материалов (к сожалению, его не удалось сохранить), и Институт экологии человека.
В 1990 на базе возросшего кадрового научного потенциала указанных подразделений, дополненных филиалом Института химии твёрдого тела и механохимии, филиалом Центрального ботанического сада СО РАН, Музеем угля, Научно-производственным центром глубокой переработки угля, созданной к тому времени научной инфраструктурой, был организован Кемеровский научный центр Сибирского отделения РАН.
Научная тематика более-менее определилась, хотя сейчас она далеко не достаточна. Современные научные кадры, особенно молодые, уже не знают трудностей периода организации. Аспирантура держалась на уровне 40 человек. Диссертационный совет выпустил 60 докторов наук и 80 кандидатов.
В собственность СО РАН оформлено около 190 га городских земель. Институт угля и Кемеровский научный центр получили производственные площади.
А академические учреждения получили почти 130 квартир для сотрудников. Институт ГопроНИИ СО АН СССР выполнил проектные работы по застройке территории Кемеровского научного центра, началось строительство, объект был включён в генеральный план г. Кемерово. Долгострой Института угля наконец-то был закончен к середине 2007 года.
Ныне в истории «академического освоения» Кузбасса наступил новый период. Председателем Кемеровского научного центра СО РАН избран академик А. Э. Конторович. Он возглавил подготовку и выполнение программы научного сопровождения экономического и технологического развития Кемеровской области. Губернатор Кузбасса А. Г. Тулеев и Председатель СО РАН академик А. Л. Асеевым подписали инновационный договор, в соответствии с которым уже создаются новые научные институты и организационные формы работы с производственниками. Возникли перспективы дальнейшего совершенствования социальной среды региона.
Что касается моей скромной персоны, то к 2004 году я исчерпал по возрасту свой срок работы в Институте угля и в Кемеровском научном центре (организация которых, напомню, мне была поручена в 1982-м). Но надеялся ещё принести пользу и шахтёрам, и геологии, инициируя какие-то действия в направлении своих убеждений. И получил возможность продолжать свою деятельность на новой ниве. Мне представляется, что в какой-то мере это удаётся
Чрезвычайно важно для Кузбасса создать свои научные школы в области геологии, геофизики, геохимии, гидрогеологии, угольного машиностроения, углехимии и глубокой переработки угля, новых материалов, малотоннажной высокоценной металлургии, начать работу по организации подготовки специалистов по новым специальностям в вузах.
…Первым делом, считаю, надо повысить роль угля в энергетических стратегиях и в экономике России. Доминирование нефти и газа признано не таким уж бесспорным «благом», как и «достижением», да и задумывалась так называемая «газовая пауза» для того, чтобы дать передышку и время угольной промышленности и атомной энергетике создать новые технологии и технику для перехода на новый научно-технический уровень. Угля надо добывать больше, а нефть и газ беречь себе и потомкам, использовать для внутренних потребностей, для выполнения международных обязательств и достижения геополитических целей. Энергетику же, как и во всём мире, следует базировать преимущественно на угле, его запасов нам хватит на сотни лет.
Но экологически, технологически и социально опасный уголь не нужен, ни через сотни лет, ни сейчас. Поэтому научные исследования и разработки, специфические инновации при разведке, добыче и переработке необходимы как основа его длительного энерготехнологического использования. При этом важно не пойти уже пройденным путём - получать из твёрдого топлива бензин, потому что в обозримом будущем это заранее тупиковое направление, уже не наукоёмкое, но весьма капиталоёмкое.
Всё это вмещается в понятие «второй угольной волны», которая уже принята правительством и реализуется в ряде постановлений, а также посредством повышения цен на газ. Заключенный в угле и в угольных месторождениях метан делает эти месторождения угольно-газовыми, а может быть – газо-угольными. Полагаю, геолого-геофизические исследования помогут сдвинуть с места вот уже около 100 лет нерешённую проблему выбросов и взрывов метана в угольных шахтах. Уверен, она займёт внимание учёных завтрашнего дня, людей новых поколений, таких же пытливых, какими были мы. И результаты будут, жаль только: «Искусство вечно – жизнь кротка»! Я о горном искусстве…».
Может кто-то из завтрашних разовьёт наблюдение Г.И.Грицко: метан – опасность дня вчерашнего, сейчас в шахтах взрывается не метан! А что? Кузбасс стоит на клокочущем котле, там много всего – бутан, пропан, водород… Впрочем, это уже не воспоминания, это уже новая теория, которая, возможно, заставит взяться за безопасность совсем с другого конца, но сейчас не об этом…
Воспоминания Геннадия Игнатьевича вошли в книгу "Российская Академия Наук: с Кузбассом связанные судьбы» (главный редактор А. Э. Конторович), которая выходит в Новосибирске, в издательстве «Наука». Но там, почему-то, ни слова о такой страсти Геннадия Игнатьевича, как дороги и скорость. Она началась с мотоцикла, легендарного «Иж-49», а продолжилась "Волгой" купленной в 1961 году. Менялись машины, менялись и маршруты семейных путешествий: Чуйский тракт на Алтае, Средняя Азия, Кавказ, Крым, Западная Украина, Молдавия – кто тогда спрашивал визы? За рулём он и сегодня только сам, - в пику 80-летнему юбилею…
* * *
Награжден орденом Дружбы, медалями Советского Союза, России и Кемеровской области. Лауреат Государственной премии СССР. Полный кавалер знака «Шахтерская слава». Награждён знаками «Горняцкая слава», «Горняк России». Почётный работник угольной промышленности. Почётный гражданин Кемеровской области.
Подготовил Виктор Кладчихин
На снимках:
1 С академиками Г.И.Марчуком и В.М.Титовым.
2. С министром угольной промышленности СССР М.И.Щадовым