Бажанов Василий Михайлович
Родился в Чистополе (Татария). Большевик с 1910, еще студентом был избран делегатом II Всероссийского съезда Советов (октябрь 1917). После окончания Петроградского горного института, в 1917 направлен Петроградским комитетом большевиков в Донбасс, в Макеевку, где до этого проходил преддипломную практику. Были принят на крупнейшую в Донбассе шахту «Софья - Наклонная» франко-бельгийского акционерного общества «Унион» начальником вентиляции. Поставил проветривание подземного хозяйства на образцовый уровень, был повышен до заведующего горными работами, и когда встал вопрос о должности заведующего шахтой, вновь была названа его фамилия.
ТОВАРИЩ УПРАВЛЯЮЩИЙ
Василий Михайлович Бажанов (1889-1939).
Родился в Чистополе (Татария). Большевик с 1910, еще студентом был избран делегатом II Всероссийского съезда Советов (октябрь 1917). После окончания Петроградского горного института, в 1917 направлен Петроградским комитетом большевиков в Донбасс, в Макеевку, где до этого проходил преддипломную практику. Были принят на крупнейшую в Донбассе шахту «Софья - Наклонная» франко-бельгийского акционерного общества «Унион» начальником вентиляции. Поставил проветривание подземного хозяйства на образцовый уровень, был повышен до заведующего горными работами, и когда встал вопрос о должности заведующего шахтой, вновь была названа его фамилия.
После установления советской власти назначен председателем Государственного рабочего правления, руководил национализацией Макеевских рудников. Собственно, отсюда и начался путь Бажанова-хозяйственника. Двадцать лет почти беспрерывно руководил он угольной промышленностью Советского союза. Эта индустрия за двадцатилетие поднялась от величайшей разрухи до подлинного расцвета. Жизнь его оборвалась, когда ему было всего 48 лет.
Как отмечали его современники, «инженер с фундаментальным техническим образованием, закаленный большевик, он теперь становится одним из руководителей экономического строительства нового общества».
Он организовал Центральное правление каменноугольной промышленности Донбасса. А уже в марте 1918, когда ему не было еще и тридцати, назначен в ВСНХ – Высший совет народного хозяйства РСФСР. Там он стал председателем коллегии Главного управления каменноугольной промышленности. Руководимому им Главуглю суждено было сыграть главную роль в развитии угольной отрасли молодой России.
И если в самом начале вся отрасль была представлена разве что Подмосковным угольным бассейном (а к 1921 году добыча там возросла в 2,4 раза), то, по мере освобождения территорий от белогвардейцев и интервентов, вставала новая хозяйственная задача – вовлечь в экономический оборот традиционно угольные районы. В освобожденные Кизеловские и Челябинские копи организует вербовку рабочих из центральных областей, и т.д. и т.п.
После окончательно ликвидации Колчака для скорейшего восстановления добычи угля в Сибири по инициативе В.И.Ленина была создана Урало-Сибирская комиссия СТО во главе с В.М.Свердловым и В.М.Бажановым. Ее наделили огромными полномочиями, и постановления комиссии были обязаны выполнять все наркоматы наравне с решениями Совета Труда и Обороны. В августе 1919, во время тяжелейших битв с белыми армиями, СТО разрешил Главуглю отзывать из Красной Армии забойщиков, штейгеров и горных инженеров, и в первой половине 1920 Бажанову удалось направить на челябинские копи 15 инженеров.
В 1921 состоялась первое знакомство В. Бажанова с Кузбассом. В архивах сохранилась копия мандата от 6 июня 1921 за № 6457, подписанного Лениным о командировке Бажанова в Кузнецкий и Черемховский бассейны для «..разрешения на местах организационных, технических и хозяйственно-административных вопросов».
А в 1922 начальник Главугля В.Бажанов – во главе угольной промышленности Кузбасса. Он проработал здесь до 1924 года и сделал дело, казавшееся невыполнимым, он возродил полуразрушенный Кузбасс.
С 1925 — член Президиума Госплана РСФСР, был членом Горного Совета ВСНХ, главным редактором журнала «Уголь». Арестован 23 мая 1937.
Чтоб лучше понимать мотивы поступков и всю деятельность Василия Михайловича Бажанова в Кузбассе, рассмотрим вкратце обстановку того периода.
1918 год, Брест. Подписан мирный договор Советской России с Германией, Австро-Венгрией, Болгарией и Турцией - мир, по оценке председателя Совнаркома В.И.Ленина, «похабный». Донбасс и металлургические заводы Юга - наиболее развитый промышленный район страны - отошли Германии. Молодой советской республике остался Урал и угольные районы Сибири, то есть, фактически один Кузнецкий бассейн.
Брестский мир был заключен 3 марта, но уже 6 апреля Высший Совет Народного Хозяйства (ВСНХ) России объявил конкурс на разработку проекта кооперирования горной и металлургической промышленности Урала и Кузбасса. Победил проект Правления национализированных предприятий Урала. Он предлагал выплавку черных металлов в Кузбассе из уральских железных руд и на Урале – из местных руд на кузнецком коксе.
В июле 1918 ВСНХ одобрил проект. Но еще до этого советское правительство без задержек отпустило средства на исследования, и ко дню принятия проекта в Кузбассе уже работала большая группа геологов – А.А.Гапеев, В.И.Яворский и другие.
25 мая 1918 произошел вооруженный мятеж чехословацкого корпуса, началась интервенция Сибири, и планы Урало-Кузнецка пришлось отложить. Но нам важно знать, что к осуществлению данной технической идеи руководство новой России приступило уже через пять месяцев после победы Октябрьской революции, на самых первых шагах своей деятельности.
И, разумеется, советская власть не могла не вернуться к этим планам после гражданской войны, после изгнания из Сибири белой армии Колчака, чехословацкого корпуса, войск США, французов, англичан, итальянцев… И хотя до полного изгнания интервентов, включая японцев на Дальнем Востоке было еще далеко, в Кузбассе уже началось восстановление угольной отрасли – основы экономики страны.
Но ко времени победы в гражданской войне круто изменилась стратегическая обстановка: в германии произошла своя революция, Брестский мир потерял значение, Россия его аннулировала, и приоритеты вновь сместились в западные районы.
Теперь в центре внимания стояло восстановление главной кочегарки страны - Донбасса и металлургического Юга, то есть, Украины.
Но не иссякло внимание и к Кузнецкому бассейну. В годы интервенции он сократил объемы добычи на 40%, и теперь главной его задачей стало обеспечить восстановление железнодорожного транспорта Сибири.
В 1920 году угольная промышленность Кузбасса была сосредоточена в Анжеро-Судженском, Щегловском, Кольчугинском, Южном и Минусинском районах. В общей сложности имелось 15 рудников с 40 шахтами. В самом крупном, Анжеро-Судженском, действовало 7 шахт, второе место держал Кольчугинский рудник, на котором 40% добычи давал шахта «Капитальная-1» (позднее им. Ярославского).
На Кемеровском руднике работало несколько шахт, две трети их добычи давали «Южная» и «Владимирская», только что вступила в строй «Центральная». В Минусинской котловине Красноярского края добыча велась с 1904 года на Изыхском и Черногорском месторождениях мелкими шахтами. Угли энергетические, длиннопламенные, средней зольности, подходящие для паровозов, но месторождение вдалеке от главных потребителей, и большого развития в те годы оно не получило. А впоследствии и организационно было отделено от Кузбасса.
В Южном районе горные работы только начинались, с 1917 года действовали первые штольни в будущем городе Прокопьевске, и там уже лежало без движения большое количество добытого угля, - не на чем было вывезти. В феврале 1921 открылся Киселевский рудник, но работы на нем были прекращены до конца года.
Конечно, возлагая надежды на уголь Кузбасса, правительство хорошо понимало, что сама отрасль тоже нуждается в восстановлении. Требовалось не только обновить материальную базу, но и восстановить кадры. В годы войны шахтеры были частью мобилизованы Колчаком, частью ушли в партизаны и в Красную Гвардию, частью вернулись по своим деревням при сокращении добычи.
В 1920 Сибревком предпринял посильные меры для обеспечения копей рабочей силой. По постановлению от 5 марта паек рабочего шахты приравнивался к пайку красноармейца. За год угольщикам из местных ресурсов было выделено 2000 полушубков, 7000 пар валенок, 20000 пар сапог, 3500 шапок, 4000 пар рукавиц…
Обстановка требовала и мер дисциплинарного воздействия. 28 апреля Сибревком постановил считать всех рабочих и служащих системы Сибугля с 1 мая мобилизованными с установлением норм выработки по разным видам труда. С «…ответственностью по всей строгости революционного закона» за невыполнение установленных норм. Впрочем, эта мера относилась не только к работающим на добыче угля, но и ко всем привлеченным к рубке дров и подвозке топлива к железнодорожным станциям. Трудовая повинность вводилась для мобилизационных возрастов, с требованием «…во что бы то ни стало добиваться выполнения норм». При этом предлагалось «карать с беспощадной суровостью тех, кто вопреки повторным настоятельным требованиям и приказам оказывается уклоняющимся от работ».
К тому же Томский губисполком решил реквизировать у окрестного населения инструмент, которого не хватает шахтерам. За сданный топор, лом, лопату или кайло хозяин получали плату по ценам, установленным Сибпромбюро ВСНХ.
В июле 1920 Главуголь ВСНХ для повышения темпов добычи образовал специальные ударные группы предприятий, имевших главное значение «в топливном балансе данного пояса» и требовавших особого внимания, снабжения, и т.д. Таковыми были названы шахты Анжерки, Судженки, Кольчугина и Кемерова. Но, несмотря на эти и другие меры, добыча оставалась неустойчивой, за год было добыто 896000 тонн. И хотя паровозы на Транссибе удалось разогреть, до достижения довоенного (1917 г.) уровня было далеко, топливный дефицит требовал новых усилий.
В декабре 1920 был опубликован и представлен IХ партсъезду план ГОЭЛРО – Государственной комиссии электрификации России, а ровно через год он был принят Декретом Совнаркома. Составители пришли к выводу, что «запасы Кузнецкого бассейна в 10 раз больше Донецкого бассейна». Была еще раз подтверждена роль этих запасов: «единственным известным угольным месторождением, которое во всех отношениях могло удовлетворить Урал, является Кузнецкий бассейн».
Иначе говоря, руководство страны вернулось – оно не могло не вернуться - к идее Урало-Кузнецкой кооперации. В то же время указывалось, что в Кузнецком районе имеются все условия для развития собственной металлургии. И в этом состояло главное отличие от планов 1918 года, что потом и подтвердилось строительством Кузнецкого, а затем Западно-Сибирского металлургического комбината.
Но отдадим должное реализму специалистов комиссии ГОЭЛРО, они отмечали, что в связи с перегрузкой сибирского транспорта, в ближайшее десятилетие эту задачу реализовать не удастся. Уголь Кузбасса будет использоваться на местные нужды, а для промышленности Урала и топливного баланса страны «может иметь только ограниченное значение». И поскольку развитие выходило за рамки ближайшего десятилетия, в плане ГОЭЛРО конкретные объемы добычи в Кузбассе не определялись. Важнее было другое: в плане главенствовала идея комплексного развития Урала и Сибири.
Что же касается самого Кузбасса, то Сибирская группа ГОЭЛРО предложила построить здесь три большие ГРЭС – Государственные районные электростанции - общей мощность в 195 000 кВт, что составило бы 40% мощностей всех станций, намечаемых в Сибири. Поскольку «Кузнецкому бассейну и отчасти Алтаю… предстоит быть основным районом для снабжения продуктами тяжелой индустрии всей Сибири, а может быть, Туркестана и Монголии».
Через несколько десятков лет все так и будет, но вернемся в 1920-е.
Исследователи делят восстановление Кузбасса на два периода: 1921-1922 и на 1923-1926 годы. Первый характеризуется борьбой за наращивание темпов добычи и ликвидацию топливного кризиса. Второй связан с вынужденным сокращением добычи из-за… перепроизводства. В это трудно поверить, но из-за кризиса сбыта пришлось даже останавливать шахты. Но обо всем по порядку.
Пополнять рабочий класс добровольным наймом в первый период оказалось невозможно: не хватало ни жилья, ни продовольствия, и правительство 29 января 1920 ввело всеобщую трудовую повинность. Мера чрезвычайная, но как еще побороть разруху в нищей стране? И весной 1921 года 4000 уральских рабочих были переброшены в сибирскую промышленность
В феврале 1921 Сибуголь и Сиббюро ВСНХ потребовали пополнить кадры Южного района за счет армии, и после того, как в марте В.И Ленин подписал декрет «О трудовых частях», в Кузбассе была сформирована первая трудовая бригада. В мае 853 трудармейца приступили к работе на Прокопьевском руднике, 480- на Киселевском, 286 - на Кемеровском.
В 1921, за один строительный сезон была проложена железная дорога от Кольчугина до Усят (Прокопьевск) с ответвлением на Гурьевск. На Новостройке трудились более 5000 человек присланной сюда Трудовой армии, и местное население прилегающих волостей: каждый двор был обязан выполнить 5 кубических сажен земляных работ. И рельсовый путь к Прокопьевскому углю был сдан в октябре 1921.
Но добыча в 1921 едва превысила 781 000 тонн, - в сравнении с 1920 годом она снизилась на 12,8%. Для поиска резервов в конце 1921 из Москвы прибыла специальная комиссия Совета Труда и Обороны. Она выявила ряд общих причин. Это уменьшение числа горнорабочих, особенно забойщиков, сокращение выходов на смену в связи с работой в личных хозяйствах рабочих. Разъехались по домам мобилизованные крестьяне, на их место пришло необученное пополнение. Не хватало фондов натурального премирования. Условия жизни были никуда не годными.
Исходя из всего этого, комиссия СТО определила программу добычи на 1922 год для Кузбасса в 1,04 миллиона тонн.
В таких условиях предстояло взяться за руководство Кузбассом Василию Михайловичу Бажанову.
Направление председателя Главугля из Москвы в Сибирь было ответственным поручением, и Кузбасс стал еще одной школой для Василия Михайловича. Ему уже известно по должности, что хозяйство вконец запущено а новые шахты не строятся. Об углубке шахт, о подготовке новых горизонтов ни до революции, ни тем более после 1917-го, речи тоже не было.
В Главугле Василий Михайлович, как член Урало-Сибирской комиссии СТО, организовал несколько поездок специалистов, чтоб доказать ценность здешних углей. Доказать удалось, и в отчете о первой производственной программе Главугля В. М. Бажанова указал на «необходимость развития работ в южной части бассейна – в Киселеве, Прокопьеве и др., а также на новых копях путем усиления на них состава квалифицированных шахтеров».
Да только где их взять, квалифицированных, в крестьянской стране, в крестьянской Сибири? Крестьянин подавался на шахту с одной целью – заработать деньжат на обзаведение хозяйства, на покупку коня, и дальше этого дело не шло. Даже приехав по набору, неграмотные мужики осваивали незнакомое и опасное ремесло медленно. Приживались немногие, остальные с приближением первого же сенокоса убегали.
И было отчего. Правды не добьешься, кругом норовят обмануть, с оплатой полная неразбериха. «Рабочие не знают, сколько они заработали и сколько они получили в счет жалованья из продлавки, - писала в те дни губернская газета «Красное Знамя». - На Киселевском и Прокопьевском рудниках были случаи, когда неграмотной жене рабочего выдали продуктов в два раза меньше того, что полагается, записывали же получение полностью…» Мужики мыкаются по конторам и кроют на чем свет стоит советскую власть…
Новый управляющий «Кузбасстрестом» работу в новой должности начинает с подбора ближайших соратников. Пригласил в заместители надежного товарища Владимира Николаевича Великорецкого, поставил его заведующий горно-техническим отделом. Специалист из местных, учился в Томске, шахты знает превосходно. Таков же Василий Иванович Петухов, таков же Роберт Петрович Акит, которому он поручил создать коммерческий отдел – необходимейшую в той обстановке службу.
Начал наводить порядок в делопроизводстве. Потребовал, чтоб его приказы визировал отдел труда и юрисконсульт. Упорядочил рабочий день конторы, и только после этого взялся за самое больное, за наведение порядка с заработной платой. А чтобы расчеты стали понятны каждому, назначил расчетно-конфликтную комиссию. И с любым спором рабочему теперь можно было идти в нее, - там есть люди «от конторы» и есть люди от рабочих, - все разберут по закону.
Многим новые порядки показались в диковину, люди отвыкли от дисциплины, - этих он не уговаривал, не задерживал. Чему было удивляться? Начальников, сменившихся в последнее время, не каждый мог упомнить, впрочем, как и вывесок на здании. В 1920-м образовалось в Томске Объединенное правление каменноугольной промышленности. Годом позже в Новониколаевске создали Сибоблтоп, которому подчинили все – добычу, учет и реализацию по всей Сибири угля, торфа, дров. Потом появилось Центральное Правление Каменноугольной Промышленности Кузбасс (ЦПКП Кузбасс), теперь вот создается Кузбасстрест… И надолго ли задержится в нем управляющий Бажанов?
А Бажанов, наведя дисциплину в конторе, взялся за дисциплину на копях. Там дело намного сложнее, там беда от девальвации денег. Реальная зарплата от этой девальвации падает день ото дня. Но, как выяснил новый управляющий, дело было не только в девальвации. Дело было еще во всеобщей уравниловке – заработок выдавался всем одинаковый. А натуральную часть заработка – вещи, продукты - получал не только сам работник, но и его семья. Многодетные были довольны, а холостякам и молодым семьям доставались крохи. А раз так, то зачем лезть в забой, когда можно найти что-нибудь полегче!..
Выяснилась интересная картина: в Анжеро-Судженском районе, судя по продовольственным карточкам, числилось 15 500 человек, а в забоях работала лишь третья часть. Бывало, что штейгеры и техруки даже по домам ходили, уговаривали спуститься в шахту, нарубить уголька для котельных. И цифры были соответствующими: в августе Анжерский район дал 853000 пудов, вместо миллиона 834000 пудов. В Кемерове добыча снизилась в три, а на юге бассейна почти в пять раз.
Надо ли говорить, что потребовались решительные меры для возвращения опытных горняков из местного населения. Для этого управляющий ввел премиальную систему, и начал он ее с технического персонала. И одновременно ввел правило, по которому всякое бездействие руководителей рассматривалось как саботаж и уголовное преступление.
В выпущенном приказе «…в связи с введением новой системы оплаты и премирования технического и административного персонала за удешевление себестоимости угля, увеличение производительности копей, улучшение качества углей и изделий», Бажанов потребовал «стремиться к возможно большей экономии расхода материалов и наилучшей организации труда, к улучшению общего состояния предприятий».
Учитывая, что цены чуть не каждодневно подскакивают, Василий Михайлович заключает с Сиббюро ЦК горнорабочих тарифное соглашение, он предложил семнадцатиразрядную тарифную сетку. Заработок стали подсчитывать по количеству продуктов, которые приходятся на шестой разряд: муки простого помола на месяц – 84 фунта, мяса скотского – 12 фунтов, мыла простого – 1 фунт, спичек – 2 коробки и т.д. Но отоваривание заработка задерживалось иногда на три-четыре месяца, за это время цены многократно поднимались, и на заработанные деньги рабочий получал продуктов намного меньше.
Бажанов распорядился отоваривать в первую очередь подземных рабочих, имеющих полное число выходов и выполняющих нормы. А с железной дорогой договорился не задерживала, вывозила добытый уголь, и рассчитывалась вовремя, чтоб зарплату шахтерам можно было выдавать вовремя.
«Объясните рабочим, – пишет В. М. Бажанов управляющим районами, – что от их энергии зависит снабжение продовольствием, вещфондом и денежными знаками. Все зависит от выполнения условий договора с дорогой. Расскажите шахтерам, что увенчались успехом переговоры с Сибкрайкомом, многими сибирскими организациями – в обмен на уголь они дадут полушубки, пимы, другое теплое обмундирование…»
Новые тарифы, надбавки, льготы, как и ожидал Василий Михайлович, помогли, отношение людей к работе менялось, из деревень назад потянулись рабочие. На полторы тысячи возросла их численность в Анжеро-Судженском районе, в бассейне медленно, но начала расти производительность.
Не все руководители выдерживали темп Бажанова. Расстались с управляющим Анжеро-Судженским районом, пришлось подтянуть начальство в Кольчугине и Кемерове. Новое дело - оно и есть новое, кто не понимает этого, удерживать не будем, повторял Бажанов на каждом совещании.
Через какое-то время в статье «Кузнецкий бассейн» он напишет: «Кузнецкий бассейн… должен привлечь к себе самое серьезное внимание и материальные средства, оставаясь предприятием общесоюзного значения. Временный недостаток свободных средств и отсрочка осуществления проекта мощного комбината не могут заставить отказаться от выработки теперь же производственно-экономического календарного плана развития бассейна на основе единства управления им».
А на чем выполнять его, этот самый календарный план? Вокруг разруха, на старых рудниках оборудование износилось, нет его и на новых – в Кольчугине, Кемерове, не говоря о Прокопьеве и Киселеве. Все богатство – 15 динамо-машин мощностью немногим более тысячи киловатт, 6 паровых, 15 подъемных машин, два десятка электромоторов. Какой уж тут «коренной перелом»! Всего на 986 киловатт электростанция в Анжерке, совсем ничтожная, пестрая по оборудованию в Судженке, водоотливы двойные – электрические и паровые, и остальное оборудование тому подстать…
В октябре 1922 В. М. Бажанов сделал наброски пятилетнего плана электрификации бассейна. За расчеты его развития он усадит специалистов, потребует прочной увязки с программами развития районов. C неимоверным трудом, подключив все свои связи в столице, «пробил» два генератора по 2000 киловатт на Анжеро-Судженский рудник. Прокопьевск получит пока 300 киловатт прироста мощности. Первым делом надо завезти новое оборудование в Кольчугино. Но где его взять? Вновь летят срочные телеграфные указания в представительства треста в Москву, Омск, Барнаул, Петроград: во что бы то ни стало разместить на заводах заказы на генераторы, трансформаторы, приборы, аппаратуру. Для Киселева приказано забрать котлы с других рудников. Механики занялись проектами сетей станций и котельных. Бажанов настоятельно требует скорейшей установки оборудования, чтобы «получаемый с трудом материал не лежал на рудниках».
…Очередной объезд рудников. Анжеро-Судженский район. Напомнил Великорецкому, чтобы взял с собой инженера Головина, - у того нюх к толковой молодежи, а думающих инженеров Бажанов всегда старался держать на виду. В Донбассе часто привлекал к работе по механизации молодого инженера Н. А. Чинакала, с которым свел его старый друг по революционной работе на Украине Артем. Совсем недавно Головин попросил выслушать его, и последовательно и рассудительно изложил толковый проект отработки пластов на Седьмой шахте в Судженке. Их, таких нешумных, но талантливых, много вокруг, - вот бы только научится точней распознавать их без ошибки…
Шли дни. Похоже, от уравниловки удалось избавиться, но плохо удавалось уменьшить жалобы при расчетах с рабочими. По вещевому фонду в ценах октябрьского прейскуранта более 150 миллионов рублей не отоварено, в Анжерке даже чуть не началась забастовка. Спасибо ВСНХ – выдал вещфонд шахтерам из своего особого резерва.
Однажды вернувшись из столицы, Бажанов на совещании сообщил долгожданную весть: ВСНХ зарегистрировал Кузбасстрест как Государственное объединение каменноугольной промышленности Кузбасса. Впервые появилось структурное звено, которому напрямую были подчинены Анжеро-Судженский, Кольчугинский, Кемеровский, Южно-Кузнецкий, Минусинский и Гурьевский районы.
Во избежание недоразумений с губернскими и местными властями Бажанов приказом подтвердил права единолично распоряжаться всеми без исключения делами предприятий треста. А то ведь от желающих поруководить отбою нет. Помочь некому, а покомандовать вон их сколько – Сибоблтоп, Сиббюро, ЦК Союза горнорабочих, Губстатбюро, Сибпромбюро, Губсовнархоз, ОГПУ… Зачастую это были организации, не имеющие никакого отношения к угольной отрасли.
А от «не имеющих отношения» Василий Михайлович и у себя избавлялся, как мог. Так, углубившись в систему отчетности, он приказал ликвидировать такое серьезное административное звено, как копи и рудники, оставил шахты и рудоуправления. И только за счет этого на треть сократил управленческий персонал!
До Бажанова на рудниках сложилась целая система вспомогательных хозяйств, их было множество, вплоть до скотозаготовительных и скотоперегонных. А еще были сенокосные и сенозаготовительные пункты, кожевенные производства, бойни. Рудничными считались также обозные мастерские, - в них делали сани, телеги, шили хомуты. Руководитель рудоуправления обязан был заботиться о них наравне с основным производством, с добычей угля.
И в один прекрасный день все сопутствующие производства отдали в местную промышленность. Систему рабочего снабжения «подарили» рабкоопам. И нищие кооператоры получили вполне работоспособную сеть, а местпром бесплатно обрел мастерские с оборудованием, которого у него тогда просто быть не могло. В ответ управляющий потребовал только одного, чтоб вышедшие «на свободу» не ухудшили снабжение шахт.
Дальше – больше. Рудники сократили расходы на содержание своих ларьков на шахтах, а кооперативы, получив такую подмогу и самостоятельность, поднимали товарооборот.
«…Что действительно важно, это – вопрос о стабилизации рубля… Этой задаче мы придаем решающее значение. Удастся нам на продолжительный срок, а впоследствии навсегда стабилизировать рубль – значит, мы выиграли. Тогда мы сможем наше хозяйство поставить на твердую почву и на твердой почве дальше развивать». Это строки В. И. Ленина. Они написаны в момент наиболее безнадежного состояния хозяйства в стране. XI съезд РКП(б) объявил НЭП.
Государство допускает существование частных промышленных предприятий, но твердо сохраняет в своих руках всю крупную и среднюю промышленность.
В начале 1923 года Бажанов в очередной раз собрал экономистов:
– Мы намечаем большой объем работ по обновлению шахт, электрификации, строительству. Начата разработка пятилетней программы развития бассейна. Есть ли возможность решить эти задачи в сжатые сроки? Есть! Но при одном условии – нужно быстро перевести хозяйственные организации на полную самоокупаемость. Под этим углом зрения должны находиться снижение себестоимости угля и другие экономические показатели. Мы обязаны помнить, что высокие отпускные цены на твердое топливо осложняют работу транспорта, задерживают подъем металлургии, отпугивают от нас потребителей. А от этого зависит подъем экономики не только Сибири, но и всей республики.
В стране началось возрождение. Еще год-полтора назад предприятия обменивались своей продукцией без денег, теперь же требуется переход на хозяйственный расчет. А это ломка всей структуры взаимоотношений в народном хозяйстве, это переход на экономические методы хозяйствования, это наука считать деньги.
Все ничего, если бы время было другое, если бы рубль на глазах не обесценивался. Вчера на базаре ведро картошки стоило тысячу, сегодня десять тысяч.
– С какого края подступать к хозрасчету? Цену на уголь установили в 700 тысяч за пуд, а не рассчитайся потребитель вовремя – прибыли не увидишь…Мы боремся, чтобы тресту установили подвижные, зависимые от курса рубля, цены на уголь, – писал Бажанов. – Это единственная пока возможность контроля себестоимости. Любая наша хозяйственная операция должна подкрепляться сметными отчислениями и ассигнованиями. Никаких отступлений, никаких надежд на финансовую помощь! Государству дать нам нечего. Надеяться можно только на свои накопления.
Следом в тресте вводится положение о премировании сотрудников за «удешевление себестоимости угля против нормы, определяемой сметой». Бажанов потребовал, чтобы работникам, не выполняющим установленную норму выходов, помимо удержаний из зарплаты, сокращали коммунальные услуги, снижали выдачу топлива, керосина, мыла и т.д.. А с целью «сокращения накладных расходов и дальнейшей концентрации производства» было решено закрыть ряд убыточных предприятий.
Хозрасчет так хозрасчет!
В 1923 году экономический подъем дал о себе знать. Выработка электроэнергии в стране увеличилась в полтора, стали – почти в два раза. Строились первенцы социалистической энергетики – Волховская, Каширская, Шатурская и другие станции по планом ГОЭЛРО.
Заметен стал и Кузбасстрест. В одном из приказов за сентябрь 1923 отмечается «большая работа, которую проделало Анжеро-Судженское управление по сокращению расходов на единицу добычи». Только по зарплате расход на тысячу пудов угля снизился более чем на 21 процент. Этот пример, считал Бажанов, должен послужить образцом для остальных. Он премирует управляющего районом И. С. Покровского, его заместителя И. В. Парамонова, заведующих поверхностными и горными работами Я. Я. Маркера, В. А. Стойлова, Н. И. Королева, руководителей шахт, цехов, рабочих.
А тех, кто допустил перерасход, лишили не только премий, но и персональных надбавок. В их число попал и давний друг К. О. Горбачев, управляющий южными шахтами. Немного прошло времени, а средняя производительность рабочего по добыче достигла по тресту в октябре 32 и в ноябре 28 пудов, против плановых 14.
Но в экономике нет мелочей! «Видимо, на местах все еще не прониклись сознанием необходимости строго беречь и экономить наши скудные ресурсы. Трестом получен ряд телеграмм из Прокопьево, с Гурьевского завода, из Анжерки чрезвычайно многословных, могущих быть сокращенными не менее чем наполовину. Последний раз приказываю посылать телеграммы только в совершенно исключительных случаях, когда это вызывается очевидной необходимостью, а редактировать таковые самым тщательным образом, не допуская ни одного лишнего слова». Это тоже из приказа. И тоже подкреплено действиями: в дальнейшем управляющий не раз заставлял оплачивать многословные телеграфные послания самих авторов.
В конце 1923 наступило некоторое облегчение. В стране введена твердая валюта, а после денежной реформы начала 1924, появилась возможность упорядочить отчетность и планирование.
С каждым месяцем добыча угля в бассейне медленно, но верно, шла в гору. И тут обозначился новый неожиданный поворот. С увеличением добычи все более острой становилась проблема сбыта.
Бажанов был вынужден созвать в Новониколаевске совещание уполномоченных, что представляли деловые интересы Кузбасстреста на Урале, в Петрограде, Москве, в городах Сибири. Это были работники треста.
И заявил, что в стране не хватает топлива, а в Кузбассе перепроизводство. Контора Синдиката, призванная его реализовывать, бездействует. Видны две причины: это дороговизна угля и нехватка транспорта. Стратегическая цель – прорваться с углем на Урал, его заводы могут стать постоянными потребителями. Крупными потребителями! Когда разовьется промышленность Западной Сибири, угля не станет хватать, а пока надо самим искать рынки. Внеплановый сбыт выгоден, он позволяет самим устанавливать цены.
А пока Анжерка и Судженка грузят 1400 вагонов Сибирскому округу путей сообщения и 121 вагон Торгуглю. 19 вагонов идут Пермской и Самарской железным дорогам. Помимо них, уголь потребляют гурьевские металлурги и коксовики Анжерки… Общая отгрузка не составляет и двух третей добычи, остальная лежит на складах.
Представители треста получили строгое указание – искать, чего бы то ни стоило, новых потребителей топлива. Бажанов понимал, что в условиях развала промышленности и транспорта, когда местные потребители топлива довольствуются дровами, коих в тайге достаточно, уголь надо быстрее направить в европейскую часть страны. Впрочем, не только местные потребители предпочитали дрова, но и некоторые уральские металлургические заводы тоже. Причина проста: пуд готового кокса в Кузбассе обходился в 32 копейки, плюс 50 копеек за перевоз! Тогда как на перевоз древесного угля затрачивалось всего 15 копеек, - а деньги считать все умеют. Но не обязательно же продавать кокс, и не обязательно металлургам. Надо искать покупателя дальше, за Уралом, и это вполне реально: пуд кузнецкого угля на шесть копеек дешевле донецкого!
Василий Михайлович приказал направить для продажи в европейские области уголь пласта Мощного из Прокопьева, с низкой зольностью и большой теплотворностью. И этот уголь сразу получил оценку: Балтийский флот после испытаний закупил его сразу 480 000 пудов, и впервые за свою историю отказался от импорта, от кардиффского угля из Англии. 370 000 пудов запросил Бондюжный завод на Каме. Как и рассчитывал Бажанов, дешевизна и высокое качество угля оправдали стоимость дальних перевозок.
О своих стремлениях укрепить авторитет «Кузбасстреста», как надежного поставщика топлива, несколько лет спустя В. М. Бажанов напишет так: «Попытки расширить круг потребителей в 1923/1924 операционном году увенчались довольно заметными достижениями: потребителям, кроме железных дорог, было вывезено 14,7 миллиона пудов, на целых 82 процента больше, чем в предыдущем году. Это уже крупный успех…»
И как бы само собой, попутно, намечались, устанавливались, укреплялись связи с Уралом, намеченные на государственном уровне, но пока отложенные по самым объективным причинам. Кроме того, кузнецкий уголь стал конкурировать с донецким в Архангельске и в Ленинграде.
Перспективы Кузбасса Бажанов обсуждал с секретарем Сиббюро РКП(б) С. В. Косиором:
– Мы сегодня смело можем говорить о сбыте в 50-55 миллионов пудов в год и валовой добыче бассейна в 65 миллионов пудов. Но даже такой сравнительно небольшой объем потребуется всесторонне обеспечить.
В середине 1923 он убеждал старого своего друга, члена Президиума ВСНХ и начальника Главного горного управления А. П. Чубарова:
– С Уралом наши связи крепнут, но этого мало. Пора думать о развитии своего, мощного Кузнецкого угольно-металлургического комбината…
Но всякий раз на эти непростые вопросы он получал простые ответы о нехватке у страны сил и возможностей на такие проектов. Да, собственно, он и сам обо всех этих нехватках хорошо знал. Но как заманчивы перспективы!
Одна из постоянных забот В. М. Бажанова – производство кокса, которое действовало здесь задолго до строительства Кемеровского химзавода. Кокс выжигали традиционным способом, малыми печами, в Анжерке еще до революции. Он считал, что именно с ним, а не с углем, даже высокосортным, должен выходить Кузбасс на Урал.
– Доказывайте, что и физические свойства, особенно твердость, у нашего кокса лучше, – срочно пишет он представителям треста в Пермь и Екатеринбург.
Наконец на уральском рынке и в Москве удалось запродать первые 300 000 пудов кокса по цене не ниже уральской.
И мигом – команда своим специалистам: - Срочно проведите опыты и установите наилучшие смеси. Наш кокс должен быть лучше донецкого и уральского. Агенты на местах поработали на славу, не проходит дня, чтобы не поступали запросы на отгрузку кокса. Так что поторапливайтесь…
Ждать пришлось недолго. Закончился ремонт коксовых печей в Анжерке и Судженке, они могли работать на смеси местного угля с кольчугинским. И уже с декабря 1922 года выжиг кокса стал неуклонно расти, и за два года промышленность Урала получила более 500 000 пудов. Десятки тысяч пудов шло на местные нужды.
В феврале 1923 весьма ожидаемая весть из Москвы: ВСНХ установил льготный тариф, и отныне за перевозку кокса стали взимать плату повагонно и со скидкой на 25 процентов! И даже древесный уголь теперь перестал быть конкурентным. Уральские металлурги начали переходить на минеральное топливо. Очень своевременная поддержка бассейну, набирающему силы.
Расчеты подсказывали Василию Михайловичу, что мелкие шахтенки и штольни, которых в бассейне множество, обременительны и неэффективны. Нужна повсеместная концентрация и предприятий и горных работ. К расчетам, проводимым по его заданию на местах, добавляется мнение ученых. Выводы их любопытны. Оказывается, мелкие рудники, а их больше половины, не дают и десятой части всей добычи угля. Вдобавок, многие из них – Крапивинский, Ерунаковский, Шестаковский – находятся за 60-100 верст и, разумеется, требуют неоправданно больших расходов на свое содержание. Управляющий трестом принимает решение, и к началу 1924 операционного года горные работы в бассейне сосредоточены в пяти рудоуправлениях, объединяющих 29 шахт и штолен. А ведь всего два года назад их было 54.
На примере шахт Прокопьева Бажанов определял долгосрочную стратегию развития бассейна, которая блестяще оправдала себя потом, в годы первых пятилеток. В 1924 году там дала первый уголь новостройка, шахта № 2, - «Вторая», построенная неимоверными усилиями, при нехватке всего и вся. Но напряжение и старания стоили того, уголь был превосходен: золы мало, почти нет серы, а по крепости и бездымности он вполне пригоден не только для металлургии, но и для флота. Бажанов с радостью сообщил на рудник К. О. Горбачеву: «Угли вашего района комиссия определила по качеству лучшими в стране».
Вскоре поступило сообщение из Нижнего Тагила: на кузнецком угле уже выплавлено 25,7 тысячи пудов чугуна. Снижен и расход топлива на выплавку. После этого еще ряд домен Урала переводится на прокопьевский уголь. В 1926 и 1927 годы Урал получит 10,5 млн. пудов, Балтийский флот и железнодорожники страны – по два миллиона пудов кузбасского угля. Впервые проник он и на международный рынок: около 30 000 пудов закупила Швеция, европейская страна с передовой технологией - это ли не прорыв!
Но добытчики и отправители столь качественного топлива жили и работали далеко не в европейских условиях. Газеты тех лет полны тревоги, сообщая о бытовых условиях, о неимоверных трудностях, которые выпали на долю первостроителей индустриального Кузбасса. Из газеты «Советская Сибирь» от 22 ноября 1922 года:
«По Прокопьевскому и Киселевскому рудникам 35 процентов рабочих живут в очень плохих квартирных условиях. Часть живет на квартирах в селе, другая – в вагонах, третья – в землянках без полов, без крыш. Медицинская помощь слаба. Заразная больница мала. Белья не хватает, нет халатов, туфель. Прачечной нет…»
…И вот строки из приказа управляющего «Кузбасстрестом» от 26 апреля 1923 года:
«Ввести в программу строительства на 1923-24 операционный год:
По Киселево: хлебопекарня, баня горного цеха, школа в 100 квадратных сажен, родильный дом, амбулатория, раздаточный продуктовый пункт.
По Прокопьево: водопровод, амбулатория, родильный дом, заразный барак, технический магазин, каменная баня».
Сохранилась стенографическая запись его выступления на районной партконференции в Кольчугине:
– У нас всего одиннадцать с половиной тысяч рабочих, а для выполнения программы по углю нужно еще не менее четырех тысяч. А чем привлечь людей? Свинарник у нас, а не Народный дом, грязь кругом, темень да холод. В нем скот держать нельзя, а вы людей лозунгами зазываете: «Весь свой досуг посвятим учению!» Не соизволите сказать, чему научатся рабочие в таких условиях? Время мы переживаем сложное. Введен НЭП, а с ним и новый порядок оплаты труда. Нормы, имейте в виду, при отдельных работах установлены ниже довоенных, и рабочий день сократился. К месячному отпуску добавляется еще две недели за вредность. Не забудьте внести это в колдоговоры. Люди должны знать, что дает им Советская власть. Выходит, и нам не мешало бы побольше о рабочих думать, заботиться о них так, как учит Ильич. Совнарком, лично товарищ Ленин издали очень важный для шахтеров декрет. Как ни мучительно бедно живет республика, а рабочий день для горняков сокращается до шести часов, в ночную смену – до пяти. Забойщики и техперсонал получают 30-процентную надбавку к основной ставке…
– Какой прок, если купить на них нечего! – выкрик из зала.
– Натурализуем две трети зарплаты товарами и продуктами за счет собственных заготовок и через рабкооп. Районы также должны включиться в эту работу. Наводите порядок с оплатой квартир и коммунальных услуг. Шахтеры не платят за жилье по закону. А по какому праву мы транжирим средства на всякого рода пиявок, присосавшихся к шахтерским льготам?! Гоните их в три шеи с рудников, чище воздух будет. Приказ об этом получите после конференции.
– А где средства на строительство и ремонт жилья?
– Удовлетворена наша просьба в ВСНХ. Тресту выделен кредит для покупки пакли, стекла, олифы, гвоздей, железа. Кое-что Гурьевский завод изготовит. Проследите, чтобы все до копейки шло на работы, утвержденные мною по списку.
Уже в первый год работы треста в Анжерке поднялась баня, была построена водокачка. В Судженке возведен Дом для холостых, - общежитие по-нынешнему. Встали новые бараки, глинохворостовые дома, казармы в Кольчугине, Киселеве. На Прокопьевской партконференции отмечалось, что у них «заложено 24 дома».
И все это за счет треста, за счет предприятий. Бажанов редко обращался за деньгами к верхам. Знал, что в стране их взять негде, и расходовал, в основном, средства, заработанные трестом.
После первых срочно принятых мер, с началом восстановления добычи, деньги стали появляться. И люди уже начали замечать перемены. Невеликими они были, но это были перемены к лучшему, самая жестокая нищета начала вроде бы забываться.
Но вот наступил июль 1924-го. Сезон, прямо сказать, не отопительный, на складах скопилось 6 миллионов пудов добытого угля, приходилось даже людей снимать с производства, отправлять перелопачивать бурты, как зерно на токах. Есть опаска, что загорится
Но не о том была главная тревога. Нет, сезонность в добыче топлива – дело обычное. Оказалось, что к такому положению привел… переизбыток добычи!
Кто бы мог подумать об этом еще полгода назад! Железнодорожники заказывали на год 28 миллионов пудов, но потом от десяти миллионов отказались. А для треста такой отказ - это треть недополученной оплаты. Металлурги Урала не выбирают договорные заявки – в чем дело?
Оказалось, в том, что хозрасчет пришел не только в Кузбасстрест, он пришел и к потребителям. Те тоже начали считать затраты, стремиться к прибыли, и, естественно, делали у себя все, чтоб сократить расходы, в том числе и на топливо. На уголь, который поставляет Кузбасстрест. И его готовая продукция, его добытый уголь, его оборотный капитал – лежит ворохами возле шахт.
Кризис сбыта повлиял на прямые связи. Уже сложилась система поставок, каждый район бассейна более-менее знал круг своих потребителей и в соответствии с этим определял объемы добычи. Потребителями паровичных углей Анжерки и Судженски был Транссиб, города и промышленность. Кольчугинский район, дающий газовые угли, ориентировался на коксовое производство в Кузбассе и на Урале. Южный район, прежде всего Прокопьевск, поставлял высокосортные угли для флота.
И хотя по статистике сокращение добычи в 1923, в сравнении с 1922 годом произошло всего на 2%, беда в бассейн пришла немалая. Сначала пришлось закрыть маломощный Андреевский, за ним Шестаковский рудник. Потом шахту № 7 в Анжерке и шахту № 9 в Судженке. Остановлен не успевший проработать и полгода Киселевский рудник, а на нем уже почти 2000 трудящихся. 160 человек попали под сокращение в Прокопьеве. Доля южной части Кузбасса с 20% в 1921-1922 годах, упала до 15%, прекратились все открытые разработки в Киселеве.
А Прокопьевскую добычу закрывали «не очень», ее снизили, но так, чтоб можно было при первой надобности быстро возобновить вновь.
Управляющий трестом превратился в толкача, мечется по областям в отчаянных поисках покупателей. Раз за разом обращается в Сибревком, Сибтоп, Госпароходство, - там только разводят руками. И он с тяжелым сердцем отдает распоряжение прекратить работы на Тельбесском, Абашевском и Ерунаковском рудниках. Остановлена лесопилка в Кузнецке, склады в Киселеве и другие. На все Кольчугино остается одна действующая шахта - «Емельяновская».
В первую очередь от таких закрытий страдают люди, их оказалось немало, по бассейну пришлось сократить 2200 человек. Особенно сердце управляющего болело за тех, кто пришел на шахты всерьез – привез семью, малолетних детей, построил лачугу, приготовился жить постоянно. И хотя кризис не знает жалости, для таких работа находилась всегда. Пусть временная, пусть малооплачиваемая, но дающая уцелеть от голода.
« Потребление угля на одного жителя СССР, пишет Бажанов, упало до 8 пудов в год, т.е. вдвое против довоенного. В важнейших же иностранных государствах еще десять лет назад, в 1913, расходовалось: во Франции – 96 пудов на человека, в Германии – 210, в Англии – 256, в США – 312 пудов».
А что будет у нас? Неужели этот спад надолго? Неужели распадется это хрупкое угольное хозяйство, которое только-только начало распрямляться? К счастью, снижение годового плана продолжалось недолго. Уже с весны 1925 Госплан потребовал значительного повышения добычи коксующегося угля. И на этот раз оправдалась стратегическая линия Бажанова и его соратников, сумевших сберечь основные производительные силы. К повышению нагрузок бассейн оказался готов.
Добыча резко пошла вверх. В докладе Сиббюро ВСНХ «О состоянии сибирской промышленности в 1924-1925 годах» говорится: «Развертывание работ каменноугольной промышленности Кузнецкого бассейна, начавшееся с марта месяца, объясняется увеличением неплановых поставок угля Томской и Омской жел. дор., а также увеличивающимся спросом со стороны внесибирских потребителей – Самаро-Златоустовской жел. дор. И Уральской промышленности… В течение годового периода спрос на кузнецкий уголь со стороны внесибирских потребителей повысился по сравнению с 1923-24 годом на 82,4 процента». Читай - чуть не вдвое!
Все поставки были выполнены, бассейну не потребовалось много времени для наращивания мощностей – они были подготовлены в предыдущие три года. Уже в 1925-26 году Кузбасс в 2,2 раза превзошел высший пик дореволюционного уровня добычи угля.
Достижения «Кузбасстреста» в 1922-1924 годах нельзя оценивать одной только статистикой. Цифры не отражают накала борьбы за перевод экономики края на социалистические рельсы. Для подземных рабочих шахт был введен шестичасовой рабочий день вместо прежнего двенадцатичасового, ликвидирована уравниловка в оплате труда. Появились первые бригады, в них закладывалась коллективная заинтересованность в результатах работы. И какой статистикой оценить ту исключительную гибкость и находчивость руководства треста?
1922-1924 годы - это период залечивания ран, время восстановления после гражданской войны. Заслуга Василия Михайловича Бажанова в том, что он сделал все, чтоб сократить пору восстановления. И в том, что он всегда рассматривал Кузбасс как базу индустриализации богатейших пространств Западной Сибири и Урала. Это он оживил стоявший несколько лет Гурьевский металлургический завод – дал ему заказы на металл для восстановления шахт. И специалисты воздают Бажанову за заслуги не только за это. Но и за то, что Гурьевский завод через семь-восемь лет стал основной базой металлоизделий для легендарного Кузнецкстроя.
«Бажанов не только один из лучших знатоков каменноугольной промышленности СССР; он лучший знаток руководящего персонала каменноугольной промышленности и прекрасный товарищ, к которому каждый обращается за советом и содействием». Так писал в «Горном журнале» один из первых организаторов нашей угольной промышленности С.А.Гецов.
Кузнецкий бассейн пережил самый тяжкий период. И ходя до благополучия было еще очень и очень далеко, база угольной промышленности Сибири была спасена и получила четкие направления для развития.
Чем закончилась кузбасская командировка бывшего начальника Главугля?
Как известно, в Кемерове развивалась Автономная Индустриальная колония «Кузбасс». В числе других работ по договору с советским правительством, она построила Кемеровский коксохимзавод. Известный хозяйственный деятель И.В.Парамонов вспоминал.
«После проведенных на заводе многочисленных опытов было установлено, что для получения кокса высокого качества наилучшей является смесь углей кольчугинских и прокопьевских шахт. В связи с этим руководитель АИК С. Рутгерс внес в Совет Труда и Обороны предложение о передаче от Кузбасстреста АИКу всех шахт Прокопьевского и кольчугинского районов. В августе 1924 в Кузбасс прибыла специальная комиссия СТО. Она признала целесообразным передать только Кольчугино. Но Рутгерс своего добился, и у Кузбасстреста остался только один Анжеро-Судженский район.
Пришлось старый Кузбасстрест с центром в Новониколаевске расформировать, а Анжеро-Судженское рудоуправление переименовать в Кузбасстрест. В.Бажанов с большой болью переживал реорганизацию. Он делился со мной тревогами:
- Рутгерс не потянет, он строитель, а принимает большое угольное хозяйство…
В феврале 1928 в Новосибирске был создан новый руководящий центр каменноугольной промышленности Кузбасса – «Кузбассуголь»
Но это было потом. А тогда, в конце 1924, В. М. Бажанов вернулся в Москву на должность заведующего промышленной секцией Госплана РСФСР, и руководил ею до 1928 года. Не только по должности, но и по душе был одним из главных разработчиков плана первой советской пятилетки. Под его руководством была сверстана угольная пятилетка. Оценивая этот его вклад, вспомним, что именно в годы первой пятилетки в Кузбассе было заложено и реконструировано 40 шахт общей мощностью в 35 миллионов тонн.
В 1928 и 1929 Василий Михайлович - член правления Донугля и руководитель объединенного рудоуправления Шахтинского округа.
В ноябре 1930 года новый председатель ВСНХ СССР Г. К. Орджоникидзе назначает В. М. Бажанова начальником угольного отдела Топливно-энергетического сектора ВСНХ.
В 1936 В. М. Бажанов - главный инженер Главугля, возглавляет единственный в ту пору в стране комбинат «Донбассуголь», и за несколько месяцев выводит его из прорыва.
А затем новый нарком Л. М. Каганович, назначенный вместо Орджоникидзе, направил его управляющим трестом «Несветайантрацит»:
- Так надо для дела с углем. Мы вам доверяем.
Не прошло и месяца, как его снова вызвал Каганович. От наркома, как вспоминали сослуживцы по Главуглю, Василий Михайлович вышел в хорошем настроении. В коридоре встретился с приехавшим в командировку с Урала И. В. Парамоновым. Тепло поздоровались. На вопрос о делах Бажанов вдруг стал серьезен, помедлил и ответил:
– Нарком сказал, что товарищ Сталин доволен моей работой.
Он не знал, что Каганович уже подписал приказ: «…бывшие руководители Главугля Журавлев и Бажанов не вели борьбы с вредителями, не только не выкорчевывали троцкистско-бухаринско-рыковских вредителей и шпионов, но, наоборот, фактически помогали им в их подлой работе…»
Через два дня, 23 мая 1937 Василия Михайловича арестовали. Он разделил судьбу многих «вредителей и шпионов», был расстрелян, но мучили его долго – заключительной датой биографии Бажанова значится 1939-й.
В последние годы стало известно, что прах его покоится на кладбище Донского монастыря. Оно в 1930-1950 годы было одним из главных мест захоронения казненных. Имена 5065 реабилитированных жертв этого страшного места вошли в Книгу памяти, в ней имена Г.Зиновьева, Л Каменева, А.Енукидзе, Г.Пятакова, В.М Бажанова… По иронии, или, наоборот, по суровой справедливости судьбы, там же нашел свою смерть и сам «корчеватель вредителей», «железный нарком» Ежов.
Имя Бажанова носит самая глубокая в СССР шахта в Донбассе, - она действует по сей день на Украине. В городе Макеевке одна из центральных улиц названа улицей Бажанова.
Виктор Кладчихин