Ковачевич Пётр Маркович
13 октября 1941. Новосибирское радио, радиомитинг шахтеров Кузбасса, посвященный итогам трех месяцев работы в условиях войны. Речь о задачах, которые стоят перед угольщиками в дни, когда немцы уже готовятся взять Москву. «…В результате огромного патриотического подъема Кузбасс перевыполнил девятимесячную программу угледобычи. На шахтах широкий размах принимает движение за выполнение двух-трех норм. Шахтеры Кузбасса обязались выполнить план четвертого квартала к 25 декабря, план по коксующимся углям перевыполнить на 5 процентов, …подготовить к зиме шахты и цехи»...
ИЗ САМОГО ПЕРВОГО СПИСКА
Пётр Маркович КОВАЧЕВИЧ (1907-1980)
13 октября 1941. Новосибирское радио, радиомитинг шахтеров Кузбасса, посвященный итогам трех месяцев работы в условиях войны. Речь о задачах, которые стоят перед угольщиками в дни, когда немцы уже готовятся взять Москву. «…В результате огромного патриотического подъема Кузбасс перевыполнил девятимесячную программу угледобычи. На шахтах широкий размах принимает движение за выполнение двух-трех норм. Шахтеры Кузбасса обязались выполнить план четвертого квартала к 25 декабря, план по коксующимся углям перевыполнить на 5 процентов, …подготовить к зиме шахты и цехи»...
Но о делах на киселёвской шахте «Капитальная», которую сдали в эксплуатацию за полгода до войны ничего не сказано. Единственная в Киселевске шахта, построенная по новейшему проекту на невиданную здесь мощность на пластах коксующихся углей, но в радиомитинге о ней – ни слова: ожидаемой отдачи от шахты нет, освоения производственных мощностей нет, сказать по радио нечего.
Нечем было похвалиться и потом, - за первый год работы новейшая шахта Киселёвска выдала лишь 254000 тонн, и тогда она вновь объявлена ударной оборонной стройкой страны, все пусковые объекты быди доделаны, шахта начала выдавать по 1000 тонн угля в сутки, - предел мечтаний для многих. Но в том-то и дело, что шахта была не из числа «многих». После достройки это было уже предприятие с двумя (!) стволами, электроподстанцией, с откаткой трёхтонными вагонетками, системой конвейерной погрузки в железнодорожные вагоны, и.д. То есть, она должна была давать намного больше, но по-прежнему не давала.
И решение последовало по правилам тех суровых дней: снять с работы начальника шахты, снять главного инженера! Правда, без «снятия головы», - приёма, как ни говори, для тех дней привычного. Начальника шахты взяли в горком, а главного инженера перевели во Всесоюзный трест «Кузбассшахтострой», который с июля 1941 переехал из Новосибирска в Киселёвск. Так что «снятому» главному инженеру на новую работу было достаточно перейти улицу, поскольку трест теперь размещался в рубленом бараке в посёлке шахты «Капитальной». Остаётся добавить, что этим главным инженером был герой нашего рассказа, молодой, но уже много где поработавший инженер Пётр Ковачевич.
О столь необычной мягкости при решении их судьбы можно, конечно, только догадываться. Скорее всего, были признаны неверными запроектированные технологии добычи, и последовало решение срочно перевести шахту на новую щитовую систему добычи, которая уже показывала небывалые результаты в соседнем Прокопьевске. Но, поскольку завшахтой и главный инженер с ней знакомы не были, их просто перевели, чтоб освободить места для специалистов.
И вместе с новым заведующим шахтой В. И.Воробьёвым, будущим Героем Социалистического Труда, на «Капитальную» прибыл новый главный инженер А.А.Сурначёв, изучивший и освоивший щитовую систему в Прокопьевске. Ему разрешили привести с собой группу забойщиков-щитовиков, горных мастеров и двух начальников участков, которые уже водили щиты на шахте им.Сталина. На новую технологию перевели семь участков, и к 1944 году мощность «Капитальной» превысила миллион тонн!
Не затерялся и Пётр Маркович. Он оказался в числе тех, кому надлежало выполнять приказ, точнее, целую серию приказов Наркомата угольной промышленности СССР, определивших сроки пуска в Кузбассе целого списка ударных объектов и ускоренного освоения мощностей… В одном только 1942 году, после ряда уточняющих документов, строителям предписывалось заложить 14 шахт общей мощностью в 4 миллиона 50 тысяч тонн, и ввести в эксплуатацию 6 крупных и 21 мелкую шахту общей мощностью 5 миллионов 295 тысяч тонн.
Разумеется, каждому исполнителю отводилось свое место. Ковачевич возглавил технический отдел шахтостроительного треста, приступил к обоснованию технической политики, разумеется, в масштабах, допустимых в сложившихся условиях. Шахтостроители в 1941-м оказались в той же обстановке, что и шахтёры: молодые рабочие, техники и инженеры были отправлены на фронт, туда же по мобпредписанию убыл практически весь автотранспорт, трактора и даже лошади. Как вспоминал управляющий трестом военных лет М.П.Давыдов, «вместо всего этого правительство могло дать только 12000 узбеков, казахов, киргизов, совершенно неграмотных, религиозных фанатиков».
Но этими доводами никого не убедишь, а дело службы которую возглавил П.Ковачевич, создать схемы максимально быстрой сдачи намеченных к строительству шахт, к организации скоростных проходок стволов и выработок главнейшего направления. И всякий читающий сегодня о военных годах в Кузбассе, не в силах сдержать удивления от темпов строительства: большинство шахты вошло в строй за полтора года, но были и такие, которые начинали выдавать уголь уже через шесть месяцев после первого колышка! Вот цифры: в 1940-м «Кузбассшахтострой» прошёл 3 километра 20 метров выработок, а 1945 – уже 14 километров 222 метра! Это не считая жилья и прочих объектов. Много работал трест в приютившем его Киселёвске. Угледобывающие предприятия города представляли из себя весьма разнообразное, но маломощное хозяйство, каким способом выделить вклад каждого в те всеобщие усилия? И чем измерить этот вклад в общем объеме многих тысяч людей - рабочих и специалистов? Особенно таких «кабинетных» работников, как сотрудники технического отдела треста. Кто вспомнит сегодня об остроумнейших инженерных решениях, которые были заложены техотделом в план той или иной скоростной проходки при нехватке даже простых лебёдок? Кто оценит предложенную схему почти бесперебойной выдачи породы, которая выручила при элементарной нехватке корма тягловым лошадям? Кто восхитится хитрой схемой местного проветривания проходческого забоя при полном отсутствии резервных вентиляторов? И т.д. и т.п…
К тому же, П.Ковачевич вскоре был возвращён из шахтостроителей, и переведён в «родной» трест «Кагановичуголь», на ту же должность. Задачи треста, в связи с требованиями Государственного Комитета Обороны, который в годы войны взял на себя функции правительства, возросли неимоверно. Надобность во всемерном увеличении добывающих мощностей, требовала максимально четкой координации. Руководство треста должно было, во-первых, само иметь проработанную программу развития, и, во-вторых, ставить перед строителями четкие планы – что и на какой шахте реконструировать, какой пласт подготовить, что к какому сроку ввести. Вся черновая подготовка этой работы лежала на техническом отделе треста, поскольку сами шахты заказчиками не являлись, заказчиком был трест. В техотделе сосредотачивались данные геологической службы, службы маркшейдеров, энергетиков, механиков и там вырабатывались предложения – какой системой отрабатывать конкретно взятый пласт, какого сечения и какой длины для этого понадобятся выработки, какое потребуется оборудование, какой мощности должна подойти электролиния, и учитывать множество других данных. На основании всех этих данных и выдавались задания проектировщикам и строителям. Говоря самым подходящим языком тех дней, языком военным, техотдел был штабом треста. Этот штаб вырабатывал план конкретного наступления на такой-то шахте, он должен был придерживаться общего плана операции на уровне треста, и, наконец, он обязан был придерживаться общей стратегии угольного комбината. На основании документов техотдела действовал главный инженер, принимал решения управляющий трестом.
Надо ли говорить, какими были требования к работникам техотдела и особенно, к его начальнику, который фактически был заместителем главного инженера. После этого становится понятным, зачем надо было ставить на эту должность Ковачевича, «выцарапав» его из другой организации, у которой у самой специалистов не хватало.
Но находчивые технические организаторы в угледобыче были нужны не меньше, чем в строительстве. И новый начальник на новом месте начал направлять свой техотдел на такие же «остроумные» решения при такой же, как у шахтостроителей, нехватке технических средств, механизмов, квалифицированных рабочих, а то и просто неграмотных «религиозных фанатиков». В угольном тресте приходилось работать уже на непосредственное повышение добычи угля, в том числе и на бывшей его «Капитальной». Причём, угля коксующегося, который шёл с погрузочного пункта шахты «по секундомеру» прямиком на пункт выгрузки коксохимпроизводства конкретно названного металлургического завода. Такие это были задачи, и для их выполнения на шахтах надо было совершенствовать всё на свете.
В 1943-м недавно назначенному начальнику в числе прочих, была обозначена задача – выдать обоснования для освоения щитовой добычи на «Суртаихе» и на шахте №3. То есть, рассчитать параметры пластов, дать оптимальную высоту выемочного столба, предусмотреть множество других данных, вплоть до ширины шибера внизу, на выгрузке… Задача – не разовая, она меняется всякий раз с проектированием каждого нового забоя, - так и работал техотдел всю войну. Появились и результаты. К концу сорок третьего появились предпосылки к устойчивой добыче, а в сентябре трест «Кагановичуголь» получил переходящее красное знамя Государственного Комитета Обороны! Это была своя, невеликая в масштабах страны, но оттого не менее важная для треста победа! Первая в тяжкой череде дней, недель, месяцев. И кто тогда считал, кто запоминал, записывал, учитывал вклад того или иного подразделения, особенно «штабного»? Главное, врага отбили от Москвы, потом Сталинград ему устроили, а вот уже бьём немца в его логове, и вот она Победа! Эта победа – и есть то главное, ради чего все вместе мучились, голодали, недосыпали. И собранные воедино, сработавшие на общий результат, невидные со стороны решения, предложения, изобретения и стали составной частью общего итога к концу войны: Кузбасс удвоил добычу коксующихся углей! Трест «Кагановичуголь» бы в ряду лучших, и Пётр Маркович Ковачевич встречал общую победу уже в должности главного инженера треста. И управляющий трестом был новый, им стал переведённый из Осинников начальник шахты № 10 В.Г.Кожевин, однокурсник Ковачевича. Они дружили со студенческих лет, и поддерживали друг друга всю жизнь.
А дальше? Победы дождались все, облегчения – не все. Угля для восстановления народного хозяйства требовалось не меньше, чем на войну, а даже ещё больше! Но и в те труднейшие дни жизнь шла своим чередом, и даже подкидывала иногда всякие истории. «Мне очень нравились стиль работы и характер П.М.Ковачевича,- вспоминал позднее ветеран Киселёвсого рудника Н.И.Шабалин. - Однажды во время дежурства во вторую смену, ко мне, главному механику шахты № 4, зашёл главный инженер Медютов, - сыграть в шахматы. Только попросил сказать, что его нет, если позвонит Ковачевич.
Мы увлеклись игрой. На звонок Петра Марковича я ответил, как было велено. Незаметно промелькнуло три часа. Спохватившись, поинтересовался, как идёт добыча. Оказалось, что нет электроэнергии и шахта стоит: трактор тащил на санях крепёжный лес на шурфы и порвал высоковольтный кабель. Бегом бросаюсь на место аварии.
Тем временем дежурные электрики самостоятельно взялись её ликвидировать, и уже заканчивают работу. Через полчаса энергия была подана, я вернулся в кабинет, появляется Ковачевич:
- Рассказывай, дежурный. Как завалил смену.
Я посмотрел на Медютова вопросительно.
-Говори всю правду.
Рассказал, как было дело. Выслушав, он стал меня ругать:
- Бездельник! Как можно доверить такому шахту!
Допёк так, что я взмолился:
- Пётр Маркович! Всю же правду, от чистого сердца рассказал вам…
Ковачевич громко расхохотался:
- Кто же начальству докладывает от чистой души, только в детском саду такое бывает. Ладно, на первый раз срыв добычи прощаю, а вот за то, что прикрыл Медютова, а сам играл с ним в шахматы, получишь выговор по тресту»!
В жизни всегда есть место курьёзу, - да и из песни слова не выкинешь… А заканчивается воспоминание Шабалина вот такой характеристикой: «Самым ценным в Ковачевиче были его высокие познания в области разработки мощных крутопадающих пластов и умение быстро ориентироваться в самой сложной обстановке».
В жизни всегда есть место курьёзу, - из песни слова не выкинешь…
Итак, вместо управляющего трестом Одноволова пришёл Владимир Григорьевич Кожевин. Но работать в связке с однокурсником было не легче (а иногда и труднее, с учётом морального долга перед другом) но интересней. Сын Владимира Григорьевича много лет спустя вспоминал:
«- Они много охотились, и процесс носил состязательный характер. Пётр Маркович прекрасно стрелял, обладал громадной силой, практически не уступал отцу ни в чём, но всегда, начиная от Киселёвска, находился под его руководством. Он уважал отца, но сетовал, что ото мало прислушивается к его мнению. Хотя это не так – отец всё держал под контролем. Он часто повторял: «Я устал его выручать» и факты, как я знаю, для этого были. Когда отец был в командировках, Пётр Маркович часто брал меня с собой на охоту, и от него я узнал, что он сирота и воспитывался в китайской семье, учился в Томске с отцом вместе. Со слов А. Евстифеева, который был у них комсоргом, П. Ковачевич был тих и скромен, в отличие от отца…
Однажды на охоте Пётр Маркович предложил мне подкинуть портсигар вверх. Я подбросил, а он влёт из малокалиберной винтовки пробил его. Из десяти раз подброшенного мною портсигара восемь раз он попал. Он был похож на спящего льва, который в любую минуту может проявить силу. Так вот, по жизни эти два человека, дополняющие друг друга, прошли вместе. Их совместная работа закончилась в КузПИ. Уже в последние годы жизни Пётр Маркович при встрече со мной говорил:
- Я говорил ему (отцу) – открой факультет нефти и газа, а он автомобильный открыл. А в Томске столько нефти!
Обида на отца сквозила в его словах, он с горечью продолжал:
- А ещё докторскую заставил защищать, на черта она мне нужна! Три года потерянной жизни!..
В Киселёвске в послевоенные годы не только внедрялись новые технологии и новая техника, но и оттачивалась производственная дисциплина. В этом отношении хорошо помогал первый секретарь горкома партии Трегубов, с которым вместе они ездили по шахтам и на месте устраивали «разбор полётов». Многие начальники шахт старались не попадаться под горячую руку и уезжали домой. Но и там их находила эта выездная группа. Всё решалось на месте, жаловаться было некому. Так были просеяны все кадровые перестановки»…
Что касается новых технологий и новой техники, то послевоенные годы интересны, наверное, не только историкам. Киселёвский краевед В.К. Маракулин, пишет:
«Знакомясь с историей шахты «Дальние горы», я встретил необычное слово – «Блюмбакпуз». Что за чертовщина? Оказывается, так назвали новую систему отработки запасов угля (впоследствии - комбинированное гибкое перекрытие), и назвали ее аббревиатурой, сложившейся из первых слогов фамилий ее изобретателей – Блюменфельда, Бакатина и Пузырева. Год рождения системы – 1946-й. Медленно, но верно входила она в практику горняков, отрабатывавших пласты крутого и наклонного падения. Ее изменяли, усовершенствовали. А фамилии авторов как-то ушли из памяти поколений. Называю их, чтобы помнили».
Остаётся добавить: подобное новшество никак не могло быть внедрено в производство без тщательного изучения и благословения главного инженера треста.
Или открытые работы, без которых Кузбасс ныне немыслим. Но как-то подзабылось, что первый карьер (позднее - разрез) «Краснобродский», начинался как участок шахты № 5 у начальника шахты В.П.Романова, а шахта принадлежала тресту «Кагановичуголь» в котором начальник Кожевин, а вся техническая политика - у главного инженера Ковачевича. И все намётки и прикидки открытой добычи как дополнительного источника выполнения плана, сначала рассматривались и выверялись на столе зелёного сукна в кабинете главного инженера.
С его лёгкой руки начинался и такой технический эксперимент, очередь до массового применения которого, кажется начинает доходить только сейчас. Хотя всё, что надо было опробовать, было опробовано ещё при нём.
Это Южно-Абинская станция «Подземгаз», посмотреть на которую приезжали потом энергетики со всего продвинутого Запада. Промышленный газ станция дала в 1954-м, и проработала ещё полвека. Сегодня она вполне могла стать испытательным цехом разворачивающейся в области газовой индустрии, которой работать на метане из угольных месторождений. Вписывалась станция и в нынешние капиталистические схемы: с самого начала 1960-х работала без дотаций, приносила прибыль. На её газе грели дома котельные с девушками-операторами в милых халатиках, и с цветами на подоконнике. Появились планы построить электростанцию, даже начали проектировать вторую очередь водохранилища на Чумыше, но на страну обрушились совсем иные времена, и Южно-Абинская станция подземной газификации угля приказала долго жить в одно время с многими шахтами…
Правда, пуск станции состоялся уже без «крёстного отца» идеи её строительства, Пётр Маркович приехал на «красную ленточку» из Кемерова, где он стал первым замом начальника комбината «Кузбассуголь».
С чем ещё он уехал из Киселёвскаа. С медалью «Золотая Звезда» и званием Героя Социалистического Труда. Он был удостоен этого звания в 1948 году как главный инженер треста. Это был самый первый, знаменитый список из 24-х фамилий героев угольного Кузбасса, - считается, что они получили это звание за работу в годы войны. Хотя для него всё начиналось, как мы знаем, далеко не так удачно. В списке следующая по алфавиту после Ковачевича - фамилия Кожевина, уже начальника комбината…
А в 1962-м он резко сменил направление своей судьбы. С престижной должности первого зама начальника комбината «Кузбассуголь» перешёл в Кемеровский горный институт.
Устное предание сохранило день прощания с сослуживцами. Был накрыт прощальный стол, пусть не изысканно, но от души – мужики выставили что полагается в стеклотаре, женщины мобилизовались по части салатиков и бутербродов, разложили вилочки, расставили рюмочки. Входит виновник прощального торжества. Видит (почему-то он их увидел первыми) рюмочки и притворно рявкает:
- Что у нас, - стаканов нет? Убрать!
Через мгновение стол заполнили гранёные стаканы из письменных столов, стаканы были наполнены до ободка, Пётр Маркович поднимает полный стакан:
- Шахтёры мы, или не шахтёры?
Осушил, и лично проследил, чтоб все до единого совершили то же самое.
И назавтра началась его новая жизнь. Было в ней профессорское звание, была кафедра разработки полезных ископаемых в Кемеровском горном институте. И был он сам, институтский профессор с шахтёрской душой.
- Пётр Маркович остался в памяти как специалист, любящий отчаянные поступки, - делится воспоминаниями ветеран угольной промышленности Кузбасса Л.А.Западинский. – Многие его технические решения были на грани авантюризма. Но «проколов» не было, его спасала поразительная интуиция. Судьба с молодых лет бросала его по разным уголкам Советского Союза. Работал от Подмосковного бассейна до Приморья и Казахстана, до войны все так работали, наркомат мог всякого сорвать с места и перебросить на очередной передний край. И, как помнится, он был самых добрых воспоминаний о той жизни. И, в отличие, скажем, от моего научного руководителя В.Г.Кожевина, который держал дистанцию, Пётр Маркович был доступен, мог анекдот сообщить, по плечу похлопать. Его любили за это, помню одну байку: однажды на совещании в минуглепроме он забыл, оставил где-то текст выступления. Незаметно взял листочки у соседа, положил перед собой и отчитался как по писаному, а потом ещё и вопросы отщёлкал. То есть, внешне всё честь по чести, бумага перед ним, но весь отчёт был – из головы, из памяти. Вот это находчивость!
…Люди не уходят бесследно, особенно люди такого масштаба. В технических
библиотеках и сегодня можно найти его научные публикации, скажем авторское свидетельство № 00899992 на «Гибкий бессекционный щит для разработки крутопадающих пластов», - в соавторстве. Выдано это свидетельство в 1982 году, когда Петра Марковича уже не было в живых. В Кемерове из его семьи никого не осталось, дочь ещё при нём уехала в Ленинград. И, как говорят, у неё же на даче, где-то в Подмосковье, он внезапно встретил свой последний час…
Виктор КЛАДЧИХИН