Линденау Николай Иванович
Он оказался в Кузбассе по распределению с дипломом Томского индустриального института, хотя самая первая трудовая его должность была далекой от горного дела: слесарь лесозавода в Усолье-Сибирском, это под Иркутском.
Шахтерами не рождаются.
Николай Иванович Линденау (1911-1995)
Он оказался в Кузбассе по распределению с дипломом Томского индустриального института, хотя самая первая трудовая его должность была далекой от горного дела: слесарь лесозавода в Усолье-Сибирском, это под Иркутском.
На новом месте начал как все – горным мастером, только место работы было далеко не рядовым – шахта имени товарища Сталина в Прокопьевске. Это был боевой 1936-й. За несколько месяцев до приезда молодого специалиста, 25 декабря 1935, была принята первая очередь шахты на 1.5 миллиона тонн годовой добычи. Но уголь уже шел и в ходе строительства.
На стройке бывали руководители государства, приезжал заместитель председателя Совнаркома А.И.Микоян, председатель ЦИК М.И.Калинин, нарком тяжелой промышленности С.Орджоникидзе. Нарком подчеркивал: "...Знайте: Магнитка и Кузнецк на ваших плечах, коксовым углем вы обязаны обеспечить эти два комбината".
Шахта была оснащена новейшими механизмами и оборудованием. Но специфика Прокопьевского месторождения требовала своих методов добычи, и она уже тогда была полигоном для новой техники и технологии отработки мощных крутопадающих пластов.
Гремели фамилии строителей, с которыми новичку еще только предстояло познакомиться: проходчики и забойщики Печенев, Кушмирчик, братья Козловы, Селезнев, инженеры и техники Черняев, Кузьмич, Замышляев, Кобецкий, - они долгие годы будут на слуху. В такую именитую среду вошел вчерашний студент Коля Линденау. Шахта строилась на годовую мощность добычи в 2,4 и с дальнейшим превышением 3 миллионов тонн. Она стала самой мощной в СССР, давала угли марки К, за что уже через несколько лет, в годы войны, станет самой нужной для страны.
Она была оснащена врубовыми машинами, конвейерными линиями, электровозной откаткой. А на поверхности одна только шахтерская мойка одному столичному газетчику напомнила вокзал, он с изумлением писал, что одежда рабочих хранится в шкафах, и «шахтеры не приносят уже домой клопов и вшей, как это было раньше».
Еще в 1934, как вспоминают, в Прокопьевске открылся первый цветочный магазин, - на улице Артемовской. Во Дворце культуры им. Артема давал свои диковинные представления театр Мейерхольда, приезжал театр Немировича-Данченко…
В общем, столь необычная для вчерашнего захолустья обстановка располагала к труду интересному, и молодой инженер в горных мастерах не задержался. Через полгода он был начальником участка а еще через год – уже начальником технического отдела шахты. Той самой, лучшей в СССР!
Все шло так, что самые тяжкое, страшное и жестокое испытание, которое обрушилось на всех - войну, он встретил уже сложившимся специалистом, взрослели тогда быстро. После недолгого руководства небольшой шахтой «Черная Гора», в 1941 стал заведующим крупной шахтой № 3-3 бис, также выдававшей угли первой необходимости – коксующиеся. «Черная Гора» при нем увеличила среднесуточную добычу на 166 тонн, и годовой план выполнила в октябре. Подняла план и 3-3 бис, и весь годовой план 1941 был перевыполнен. Но уже с последних месяцев 1941 началось снижение добычи, - на шахтах закончился довоенный резерв развития. 1942 оказался сверхтрудным – в этот год Кузбасс дал меньше, чем в предыдущем, и даже меньше, чем в 1940-м. Руководитель Госплана СССР А.А.Вознесенкий после войны писал, что в 1942 «поставки народному хозяйству всех видов топлива в сравнении с 1940 годом снизились в два раза. И борьба за топливо, за уголь приобрела исключительно важное значение».
И в этих условиях Николай Иванович получает назначение главным инженером треста «Сталинуголь». Становится специалистом, наделенным правом определять техническую политику не одной, а целой группы шахт и сопутствующих предприятий, и, разумеется, отвечать за эту самую политику головой. Как инженеру, ему не надо было долго ломать голову в поисках главной причины отставания, - она была в разрыве между очистными и подготовительными работами. Отставала проходка и в шахтах катастрофически не хватало очистных забоев, рубить уголь было негде. Не хватало механизации на навалке при выдаче отбитого угля на поверхность. Не хватало квалифицированных шахтерских кадров. Не хватало транспорта. Не хватало всего.
Для кого-то тот черный период был временем «перестройки народного хозяйства на военный лад в условиях вынужденного отступления советских войск», а для специалистов его ранга то был момент истины: или мы победим, или враг! От него, главного инженера треста высокое руководство требовало, как говорилось в грозных приказах, максимально использовать имеющиеся шахты, ускорить ввод строящихся шахт и заложить новые. Это при том, что из-за бестолковщины первых месяцев войны на фронт были отправлены даже наиболее квалифицированные рабочие забойной группы и горный надзор – инженеры и техники.
И потому «переходить на военный лад» пришлось с мобилизованными необученными колхозниками, спецпереселенцами из западных районов, женщинами, заключенными и подростками, за обучение которых взялись школы фабрично-заводского обучения. Делу несколько помогли прибывшие из Донбасса эвакуированные шахтеры – их ставили на проходку, на добычу, работали они как надо, но их было немного.
А делать надо было очень много: как писали газеты, «во время войны уголь – не просто топливо. Это танки самолеты, это оружие, снаряды. Производство вооружения лишь завершается на сборочных конвейерах военных заводов, а начинается оно в угольных лавах, в забоях шахт».
Утвержденный 25 декабря 1941 план требовал заложить в 1942 году в бассейне 14 шахт, ввести в эксплуатацию 6 крупных и средних и 21 шахту малой мощности!
Принятые в середине года партийно-правительственные постановления дали возможность повысить людям зарплату, был введен дополнительный продовольственный паек, повышено материальное обеспечение рабочих забойной группы и тех, кто трудился на других подземных рабочих местах.
А техническая служба треста взялась за увеличение линии очистных забоев, оснащение проходческих забоев, ремонт механизмов и более грамотное их использование. Всячески поощрялась безаварийная работа, движение рационализаторов, новаторство. Многие годы после войны старые шахтеры вспоминали «изотовские школы». Ценное начинание забойщика шахты «Кочегарка» из Горловки Никиты Изотова весьма пригодилось в Кузбассе, особенно в начальный период войны. Суть проста: опытный шахтер прямо в забое показывал двум-трем ученикам, как рубить уголь. Наставлял, учил особенностям, раскрывал свои хитрости. Вроде бы ничего сложного, но с помощью этих «школ» сначала удалось восстановить кадровый состав забойщиков, а затем таким же методом обучать мобилизованных нестроевиков и мальчишек. По-другому обучить за короткий срок подобное пополнение было просто невозможно.
Как работала молодежь в том тяжелом году можно узнать из выступления забойщика шахты им. Сталина Николая Лелюха на антифашистском митинге молодежи в Москве 5 июня 1942. «Из моей бригады ушло на фронт шесть забойщиков. На их место прислали выпускников ФЗО и еще несколько парней, которые никогда не видели забоя. Ну, думаю, не выполнить мне плана. Нет, вижду, берутся за дело, интересуются. Давай я им помогать, показывать, что к чему. И в скором времени мои новички так заработали, что бригада стала в два раза перевыполнять государственное задание.
Девушки, и те за шахтерское ремесло взялись. Есть у нас забойщица товарищ Леонова. Раньше кассиром работала. По правде скажу, никто не верил, что из нее толковый забойщик получится. Ошиблись! Леонова работает не хуже мужчины, меньше, чем полторы нормы не дает. Не отстают от Леоновй шахтерки Ларькова, Петренко и многие другие. Наш коксующийся уголь – лучший в стране. Без него не сваришь хорошей стали…».
А вот что писала газета «Советская Сибирь» в те же июньские дни 1942-го.
«Шахта «Черная Гора» вступила во всесоюзное соревнование угольщиков. Откатчица Анфиса Звягина, слушая оправдания отстающих бросила реплику:
-Тоже, мужчины! Я бы на вашем месте постыдилась оправдываться.
Сказала и густо покраснела, реплика вырвалась сама собой. На другой день ее пригласил парторг ЦК тов. Александров и сказал, что из нее выйдет неплохой забойщик. Звягина призналась:
- Давно об этом думаю, да боюсь, не выполню норму. За меня вся семья будет краснеть.
Парторг знал, что три брата Анфисы и сама она – передовые люди шахты. Старший, Владимир, отмечен наградой, группарторг на участке, прекрасный горный мастер.
Через несколько дней Звягина пошла в забой, забойщик Савинов должен был учить ее управляться со сверлом.
- Не нужно показывать, ты смотри, потом скажешь, так или не так.
- О, я таких еще не видел, возьми меня к себе на пару.
И в первый же день Звягина выполнила норму на 70 процентов! А дальше стала работать как заправский забойщик. Потом они с забойщицей Зоей Дудкиной организовали женскую бригаду».
Жаркое лето 1942. Задания на добычу углей марки К (коксующиеся) ежедекадно утверждались Государственным Комитетом Обороны. В Прокопьевске наибольшее количество такого угля выдавали шахта им. Сталина («Коксовая-1»), шахта им. Молотова («Коксовая-2») и шахта им. Ворошилова (№ 5-6).
Внимания со стороны главного инженера треста требовало внедрение новинок. И прежде всего – главной из них на тот момент, щитовой системы добычи. Автор ее, инженер Н.А.Чинакал, будущее светило отечественной науки. Он еще в 1934 году, в свободное, как сам вспоминал, время, выполнил расчеты и проект передвижного ферменного крепления. В основу легла идея использовать природную силу тяжести обрушенных пород, которые давят сверху на «ферменное крепление» и заставляют его шаг за шагом опускаться вниз вдоль вертикальных скважин или печей. Эти щиты инженера Н.А.Чинакала надо было сначала оценить, поверить в идею и в то, что она даст огромный выигрыш в производительности труда. Для чего инженерным службам пришлось рассчитать и организовывать новую раскройку и подготовку пластов. Разместить заказы в механических мастерских на изготовление множества металлических деталей, незнакомых скреплений для невиданных доселе агрегатов. И это в условиях, когда успехи еще где-то впереди, а за уголь стружку с главного инженера снимают сегодня.
Кроме того у главного инженера треста было множество поводов и для менее значительного вмешательства в рабочую повседневность. Вот в шахте увидел, как горный мастер взяв лопату, наполняет вместе с рабочими вагонетки, а потом подпирает их плечом до разминовки.
– Вам что, заняться нечем? Ваша забота – организовать работу на смене, чтобы от каждого горняка лучшая отдача была. Обеспечь, чтобы человек всю смену делал свое дело, а не бегал в поисках болта.
До всего старается докопаться молодой инженер. В одном случае подскажет, как удобнее лес доставить в лаву, в другом распорядится лишнего крепильщика в забой поставить. Вроде бы и не его это дело - организация труда - и вроде бы пустяки, но разве могут быть пустяки в такой предельно жесткой обстановке?
Но первая забота у него, безусловно, инженерная, технологическая, со множеством неизвестных: подступиться к крутым пластам трудно. Внедрялись горизонтальные слои с обрушением, но система оказалась весьма аварийной. По всему вскрытому пласту воздух гуляет, начнись пожар – ни изоляция, ни заиловка не спасут. Чуть ли не единственное спасение - закладка выработанного пространства. Еще патриарх горного дела профессор Бокий утверждал, что именно закладка является для Кузнецкого бассейна единственно рациональным способом, и Николай Иванович помнил о том со студенческих лет. А тут за закладку толково взялся один молодой начальник участка А.Кузьмич, тот самый, который потом станет большой величиной в отечественной угольной промышленности. Как же не стать сторонником нового дела, не начать помогать старательному специалисту? Тем более, что закладка служила не только безопасности, она спасала от сноса на поверхности строений, зданий, жилых домов, - рядом центр города, прямо у шахты начал работать механический завод, да и железную дорогу на Новокузнецк никуда не передвинешь. Так что без закладки выработанного пространства шахта работать не могла.
В то же время главный инженер треста чуть ли не половину рабочего дня (главным образом, ночные часы) тратил на письма, телеграммы, телефонные звонки по инстанциям – «пробивал» технику для шахт. И она помаленьку начала поступать - скребковые конвейеры, погрузочные машины, электровозы.
На Красноярском машиностроительном заводе, который в те горячие месяцы был перегружен заказами на выпуск зенитных пушек, были изготовлены два первые комбайна ПК-2, один из которых прибыл в Прокопьевск. На своем механическом заводе прокопьевские умельцы изготовили опытный образец комбайна на гусеничном ходу для проходки выработок по углю. Его изобрел инженер В.И.Желтухин, комбайн успешно прошел испытания на шахте «Маганак», и выпуск промышленных образцов был передан на Крагандинский завод им.Пархоменко.
Как можно удачней применить всю поступающую технику, эффективней загрузить работой, быстрей и качественней освоить – это уже его прямая обязанность. На это уходила его основная половина рабочего дня. На такое дело времени не жаль!
Жаль, что тратить его частенько приходилось совсем на другое. Об одном из таких случаев рассказывал человек, многие годы знавший Николая Ивановича, П.И Лавлинский, журналист.
…На шахте им.Сталина – подземный пожар. Горят готовые к выемке запасы угля. Люди из района выведены, добыча парализована, создалась угроза всей шахте. Оперативное совещание проводит срочно прилетевший из Москвы зам наркома Н. В. Мельников:
– Что предлагают руководители?
Посмотрел на начальника шахты Маркелова и повернулся к Линденау. Главный инженер треста твердо сказал:
– Нужно, считаю, намертво запереть поле шахты. Иного выхода не вижу.
Шестнадцать дней и ночей люди боролись с пожаром. Линденау распорядился пробурить на поверхность две скважины. И закипела авральная работа, сменщики менялись, не выключая машин. Когда скважины были готовы, через них закачали в выработку песок, и пожар на полевом штреке был отрезан. Был отрезам ему путь по пласту на другие шахты. В работу включились горноспасатели. Все эти напряженные дни не покидал шахты Николай Иванович. До предела измотанный, поднимался на-гора и валился на диван в кабинете. Через час-другой снова был на месте. Шахта была спасена. Была, безусловно, спасена и голова самого Николая Ивановича, и многих других причастных и непричастных к беде руководителей. Суровое время… Но пронесло.
Закалялся характер, рос опыт, вырабатывался почерк работы Николая Ивановича. В военное время многое не вписывалось в общепринятые схемы и устоявшиеся правила. Даже само возвращение Линденау на шахту, на которой начинал. Предшествовали этому не очень веселые события. 9 ноября 1942 в Прокопьевске начался выпуск газеты «Все для фронта!» на шахте им.Калинина, шахте № 5-6, и на шахте им. Сталина. Это начала работу выездная редакция газеты «Правда». И вот что вспоминал через годы ее корреспондент В.Реут. «…выяснилось, что крупнейшая шахта страны непрерывно штурмует. Руководители участков, горные мастера, бригадиры мало вникают в перспективы работы шахты, живут интересами сегодняшнего дня, мало думая о завтрашнем. На шахте фактически никто не заботится о подготовке фронта работ. Начальники участков не знают, где в ближайшее время они будут добывать уголь…». И так далее.
Напомним, что это была газета ЦК ВКП(б), и критика на ее страницах могла серьезно изменить судьбу каждого, особенно, повторимся, в столь тяжелое время. И тут вряд ли могло помочь даже то, что шахта им. Сталина только что получила переходящее Красное знамя ВЦСПС и Наркомата угля, которого она была удостоена за работу в октябре. К тому же все сказанное соответствовало действительности – и выявили это совсем не сверхпроницательные журналисты, которые только появились и сразу все распознали. Нет. «Накануне выпуска первого номера на шахте им. Сталина выездная редакция встретилась с секретарем Прокопьевского горкома по углю тов. Трегубовым и заведующим шахтой, тов. Маркеловым». И все то, что выглядит критикой, москвичам стало известно на этой встрече. Никто ничего не срывал, и разговор был о том, как лучше может помочь газета все эти недостатки преодолеть.
А в январе 1943 в Прокопьевск в очередной раз лично прилетел нарком В.В.Вахрушев. Цель та же – как увеличить добычу угля? Ночью сидят они с главным инженером треста Н. И. Линденау. Ищут резервы роста на шахте им. Сталина. О работе крупнейшей шахты, как и бассейна в целом, нарком регулярно докладывал Верховному Главнокомандующему.
Закончив обсуждение, нарком спросил:
– Что еще надо, чтобы был уголь?
– Есть одна просьба, Василий Васильевич, – несмело сказал парторг ЦК на шахте Степаненко. – Дайте нам в главные инженеры Линденау.
– Ваше мнение, Николай Иванович?
– Если найдете нужным, я готов.
– Вопрос решен, – заключил Вахрушев и посмотрел на часы. – Через два часа на шахте наряд. Командуй.
С той ночи на восемь лет связал Николай Иванович свою судьбу с коллективом шахты, трудовой подвиг которого стал в годы войны одной из ярких страниц в истории Кузбасса.
Первейшей заботой Николая Ивановича на шахте стало внедрение щитовой системы добычи. По пласту Мощному под его руководством были внедрены громадные по тем временам щиты из трех-четырех секций, основа которых состояла из двутавровых балок. Когда главный механик шахты А. А. Могилевский сконструировал интересную буросбоечную машину для восстающих выработок, Линденау взял изготовление машины под свой контроль.
– Мы удивлялись мобильности Николая Ивановича. В любое время суток его можно было застать на каком-нибудь из пяти районов, – рассказывает Аркадий Сергеевич Литвиненко, много лет работавший вместе с Линденау. – Он знал каждый закуток шахты. Какие бы ситуации ни возникали, всегда оставался рассудительным и выдержанным. Стиль его работы нравился всем. Поручая дело, подробно его объяснит, а потом не забудет обязательно на месте проверить – так ли делается. И если сделано хорошо и надежно – тут же похвалит…
С яростной энергией защищал он, работая еще в тресте, Н. А. Чинакала, когда того стала шельмовать группа инженеров, стремясь попасть в соавторы щитовой системы. Дело дошло даже до бюро горкома партии. И отстоял.
И не прошли впустую двенадцатичасовые рабочие смены, бессонные ночи тысяч людей, забрезжил впереди свет надежды, пришла пора, и шахты начали выбираться из черного провала, добыча с натугой, но пошла вверх.
На сменных нарядах, на рабочих митингах и собраниях говорилось о начавшемся улучшении работы восточных угольных бассейнов (а западные были под врагом) и «1943 должен стать годом дальнейшего подъема нашей промышленности». Разумеется, в первую очередь имелись в виду перемены в Прокопьевске, Киселевске, Осинниках, дававших коксующиеся угли.
Да и свой, «домашний» пример имелся, да еще какой! За внедрение щитовой системы отработки пластов с пневмо- и гидрозакладкой выработанного пространства группе специалистов шахты им. Сталина была вручена Сталинская премия за 1942 год. Лауреатами ее стали автор системы инженер Н.А.Чинакал, заведующий шахтой В.Е.Маркелов, главный инженер В.Е.Меркулов, забойщик Ф.В.Миронов. Уже в 1942 эта система позволила поднять производительность очистных забоев в 4-5 раз. Щитовая система получила заслуженную оценку.
Но теперь уже мало кто помнит, но далее в списке внедренцев есть еще несколько фамилий и вторым после Н.А.Чинакала значится Н.И.Линденау. В лауреатах премии его нет, он в то время работал не на шахте, он был главным инженером треста. Ничего. «Не до ордена, была бы Родина»… Кстати, ордена у него тоже будут.
Коллективы шахт, будь это «Черная гора», № 3-3 бис или шахта им. Сталина, руководимые Н. И. Линденау, работали ровно и производительно. Последнее слово в любом вопросе принадлежало Николаю Ивановичу, его высокой инженерной эрудиции, доброте и искренности руководителя.
С 1943 по 1951 год добыча коксующихся углей на шахте «Коксовая-1» выросла почти на шестьдесят процентов! Резко поднялась выработка рабочих. Шахта получила на вечное хранение Красное знамя Государственного Комитета Обороны, а ее трудовое Знамя украсил орден Ленина.
– Этот успех, – считает Николай Иванович, – явился итогом неустанного, поистине героического труда бригады забойщиков Андрея Голубева, щитовиков Николая Токарева, бригад Николая Лелюха, Михаила Радайкина, Марии Жабинец, Александры Леоновой, всего шахтерского коллектива.
И, как это позднее отметит в своих воспоминаниях управляющий трестом «Сталинуголь» военных лет, Герой Социалистического Труда А. И. Федоров, огромную работу по наращиванию добычи проделали на «Коксовой» ведущие инженеры т. Линденау, который почти всю войну возглавлял этот коллектив, Маркелов, Литвинов, Лукьянов, Сорожкин, Милованов, парторг ЦК партии на шахте Степаненко. Именно за работу на этой шахте Николай Иванович был дважды удостаивался ордена Трудового Красного Знамени, а несколько позже он получит и орден Ленина.
В 1952 году на целое десятилетие Линденау становится главным инженером комбината «Кузбассуголь». Именно на этот период в бассейне приходятся наиболее важные преобразования в технике и технологии угледобычи.
Николай Иванович кладет на стол начальника комбината В. Г. Кожевина предложения по развитию открытой добычи угля. Предварительно он объездил весь Кузбасс, много времени провел в Новокузнецке, в Западно-Сибирском геологическом управлении, где вместе с его начальником Г. А. Селятицким рассмотрел каждый участок, подходящий для будущих разрезов. Их тогда набралось тринадцать.
Затем было письмо первого секретаря обкома товарища Колышева на имя И.В.Сталина. Затем начальник комбината Кожевин вошел в правительство с предложением построить в Кузбассе крупные разрезы. И началось строительство, первым выдал уголь «Краснобродский», за ним «Бачатский» и так далее.
Целое сражение пришлось выдержать комбинату из-за шахты «Томская». Не было согласия на ее строительство: участок, мол, подработан разрезами. Но настойчивость руководства трестом «Томусауголь», активно поддержанная комбинатом, решила дело. И хотя новая шахта закладывалась с годовой мощностью добычи в девятьсот тысяч, ныне она дает почти два миллиона тонн угля.
Настойчиво и целеустремленно техническая служба комбината внедряла на шахтах комбайновую добычу.
Более чем на миллион тонн поднялась в 1958 году гидравлическая добыча угля. Но автора новой технологии, профессора В. С. Мучника эти темпы не устраивали. Со своей стороны Линденау понимал: новое легко не дается, на шахтах осторожничали, тянули, поэтому «Полысаевскую-Северную», «Тырганские уклоны», «Зиминку» пришлось переводить на гидродобычу силой власти. Другая неувязка была с машиностроителями. Они практически ничего, кроме центрифуг и легких механогидравлических проходчиков для гидродобычи пока не давали. Николай Иванович остро чувствовал свою ответственность и сопричастность к судьбам шахтерского края. Его решения работали на перспективу, отличались смелостью и глубиной инженерного расчета.
Известно, насколько сложны и разнообразны горно-геологические условия бассейна. Буквально для каждого угольного бассейна нужны свои методы работы, свои технические решения… На пластах крутого падения мощностью до шести метров появляются бессекционные щиты. Они почти не требуют леса, наполовину сокращают расход металла, а угля дают почти вдвое больше. На пластах в четыре-семь метров – наклонные слои заменили щиты на катках и с гидравлической подачей, что значительно подняло выработку забойщиков. На мощных, крутопадающих и наклонных пластах, где условия отработки особенно сложны, появилась предложенная КузНИУИ система с гибким металлическим перекрытием.
С участием Николая Ивановича в Междуреченске разрабатываются крепи КТУ, КВКП, новые конструкции щитовых перекрытий: со сдвоенной балкой, раздвижные и сдвоенные бессекционные щиты..
Мощные пласты необходимо, убежден Линденау, вскрывать только через квершлаги, и отрабатывать их к стволу. В этом случае очистной фронт будет надежен и работа безопаснее.
Много внимания главного инженера комбината занимают вопросы организации производства. И вновь процитируем беседу Николая Ивановича с журналистом Петром Лавлинским:
– В то время, – вспоминает Николай Иванович, – на шахтах появилось опасное поветрие – перекомплект рабочих. Часто уголь стали брать числом, а не умением. Перекомплект тянул вниз все главные показатели – производительность труда, себестоимость угля. А в это время как раз появился приказ министра о переводе шахт на прерывную неделю. Пришлось нам с начальником комбината Глебом Александровичем Быстровым перетрясти сложившуюся годами штатную структуру. Около семидесяти шахт бассейна стали работать с общим выходным днем. Это не был механический – издай приказ и баста! – перевод. Была пересмотрена вся организация производства: убрать одни звенья, внедрить новые, прежде чем восемьдесят четыре комбайновые лавы и сорок две проходческие бригады перешли на комплексную организацию труда. А четыреста шестьдесят забоев после перестройки стали работать по графикам цикличности. В неделе не стало целых рабочих суток, а производительность труда поднялась на двадцать три процента!
Часто бывая на шахтах, Линденау спускался в забои, чутко прислушивался и высоко ценил мнение рабочих.
Как-то на шахте «Зиминка-Капитальная» появился главный инженер комбината в забое прославленного бригадира проходчиков Героя Социалистического Труда К. Я. Ворошилова.
– Как, Капитон Яковлевич, кроешь, поди, нас за подарок?
– Подарок-то вроде и ничего. Только дайте знать на завод «Красный луч», зачем он свои погрузочные машины дырявыми делает. Каждый день таскаем в шахту по десятку килограммов масла и все вытекает…
В тот же день прямо из Прокопьевска в Донбасс полетела главная телеграмма, требующая срочного устранения конструктивного просчета в машине.
В начале шестидесятых годов, когда автор этих строк Лавлинский редактировал совнархозовский журнал «Кузбасс индустриальный», Николай Иванович как член редколлегии отвечал за публикации по углю. Однажды редактор попросил Николая Ивановича взять его в поездку по шахтам – встретиться с людьми, заказать статьи. И вот рассказ Лавлинского о той поездке.
Договорились, что выезжаем в шесть утра.
Наутро ровно в шесть Николай Иванович еще раз взглянул на часы:
– Все, поехали. А этот разгильдяй пусть догоняет, как знает.
Оказывается, с нами должен ехать еще один сотрудник комбината. Такая точность и аккуратность – в крови Линденау, он сам никогда никуда не опаздывал и терпеть этого не мог от подчиненных.
Приезжаем в Прокопьевск. Короткий разговор с управляющим трестом Н. В. Вайниканисом – и едем на шахту «Зенковские уклоны», где только что появился комбайн ПК-3. В забое, наблюдая за работой комбайна, Линденау перебрасывается фразой-другой с главным инженером треста Т. Ф. Коровиным и главным инженером шахты. Потом просит взять рабочим органом присечку почвы. Выясняется, что мощности пласта не хватает на полное сечение штрека. Каждая операция, выполняемая комбайном, вызывает у Николая Ивановича дотошные вопросы рабочим и специалистам. «Смотрины» длились часа два. Сообща приходят к выводу – комбайн для прокопьевских углей слаб, малопроизводителен, слишком пылит. Конструкция требует коренной переделки.
Только закончили обмен мнениями, как главному инженеру шахты вдруг сообщают тревожную весть: на вентиляционном штреке лавы соседнего участка обнаружена окись углерода. Рабочих очистной бригады из опасной зоны направили в другой, резервный, забой. Для профилактики вызвали горноспасателей. Все сделано как надо. Но, чувствуется, тревожное состояние не покидает Николая Ивановича. Он пристрастно старается выяснить главное – причину. Что это, очередная «шутка» природы или неряшливость горного надзора? После мойки в кабинете начальника шахты потребовал планы горных работ. Заметив по планшету перемычку на основном штреке, насторожился:
– Глухая, говорите? А кто и когда проверял?
Он тщательно протирает очки платком:
– Попросите-ка горноспасателей срочно проверить состояние перемычки.
Минут через двадцать звонок из шахты:
– Подхода к перемычке практически нет. Он захламлен. Через нее по периферии воздух активно поступает на соседний участок. Приступаем к ремонту. Просим подбросить материалов.
– Вот так! – Линденау стукнул костяшками пальцев по планшетам. – Уголь под землей запросто не загорится. Сами этому содействуем. На будущее учтите: за горными работами надо следить в оба. А сейчас немедленно расчищайте штрек, ремонтируйте старую перемычку и для гарантии установите новую.
– Работать с Николаем Ивановичем было необычайно легко, – вспоминает В. Г. Кожевин. – Мы во всем доверяли друг другу. Не помню случая, чтобы приходилось вмешиваться в его решения. Они всегда отличались взвешенностью и точностью.
Руководство Восточным Научно-Исследовательским Институтом по безопасности работ в горной промышленности Николай Иванович принимал в пору его становления. Шли шестидесятые годы. В угольном деле бассейна стала все яснее обозначаться эдакая двойственность. С одной стороны, росла техническая оснащенность горных работ. Механизированные крепи, комплексы, сложная автоматика облегчали работу шахтеров, делали ее более производительной. И в то же время… шахты старели, вырабатывались, и за углем приходилось уходить все глубже и глубже под землю. Усиливалось горное давление, снижалась устойчивость пород, все чаще беспокоили скопления метана, становилось больше пожаров.
Над решением возникающих проблем обеспечения безопасности труда горняков и работал коллектив института.
– Нет у нас более важных дел, – неоднократно подчеркивал директор института, – чем сполна вооружить шахтеров надежными рекомендациями по борьбе с газом, внезапными выбросами, пожарами, травматизмом. Здесь первейшее наше оружие – отличное знание состояния дел на шахтах. На первом месте должны стоять анализ, лабораторные исследования, глубокие расчеты и обязательный эксперимент под землей.
На шахтах и в производственных объединениях бассейна добрая половина руководителей – ученики Николая Ивановича. А личный контакт, как известно, многое значит. Сделать ли нужные замеры, провести ли опытную проверку, вес охотно идут навстречу. Есть на кого опереться и в институте. Линденау не навязывал своего мнения, предоставил исследователям в рамках стоящих задач широкую свободу действий. Пусть каждый принимает решения, проявляет инициативу, отвечает за сделанное. Опекать не надо, вмешиваться – в самом крайнем случае. Так и складывались в институте отношения, основанные на творческой инициативе, доверии и ответственности. Директора держал свой коллектив в тонусе своей человечностью и доброжелательностью, - о том все знают.
Но вот такой случай. На прокопьевской шахте имени Дзержинского накладным (открытым) зарядом разбучивали печь. И, разумеется, случилась беда: выработка завалена, пострадали двое рабочих. Линденау вызывает заведующего лабораторией, которая занимается взрывными работами:
– Поезжай на шахту. Разберись. Не забудь осмотреть место взрыва. Потом помозгуем, что к чему. Даю два дня.
В положенный срок сотрудник положил на стол директора свою докладную со схемой места происшествия.
– Ну, показывай, где патроны находились, как произошел взрыв.
Карандаш в руке завлаба неуверенно ткнулся в одно место, в другое…
– В шахте был?
Вместо ответа несвязное бормотание. Директор тут же собрал ведущих сотрудников института и утроил виновнику жесточайший разнос. За то, что в шахту поленился сходить, обошелся чужими сведениями. А еще больше за то, что обмануть хотел. Выговор ему объявил и лишил квартальной премии.
Только после этого мы поняли, почему накануне не было Николая Ивановича в институте. Оказывается, не утерпел он, в Прокопьевск съездил, в шахту сходил, на месте во всем разобрался. А заодно узнал, что заведующий лабораторией, отправив техников на место аварии, отсиживался в гостинице.
По инициативе Линденау в Прокопьевске создается опорный пункт института для оперативного контроля за отработкой пластов угля, склонных к самовозгоранию. Он много и увлеченно работает над созданием своей добротной экспериментальной базы. В ее составе появляются опытный завод, малые ЭВМ, экономическая лаборатория. Исследования приобретают новый, отвечающий времени, оттенок – социально-экономические и эргонометрические исследования причин травматизма, применение полупроводников в электрических машинах…
В 1966 году Н. И. Линденау защищает кандидатскую диссертацию. Ее тема «Совершенствование способов разработки мощных пластов Кузнецкого бассейна». Годом позже ему с группой специалистов присуждается Государственная премия СССР за внедрение новой технологии открытой добычи угля с применением гидравлического способа.
Как-то неожиданно, хотя и вполне логично, открылась многоплановость творческих интересов Линденау, слияние знаний инженера-практика с глубоким аналитическим поиском ученого. Теперь хорошо знал его и ученый мир. Как-никак, за плечами более семидесяти опубликованных научных работ. Среди них украшение горной литературы – монография «Происхождение, профилактика и тушение эндогенных пожаров в угольных шахтах», подготовленная совместно с В. М. Маевской и В. Ф. Крыловым. На его счету до десятка крупных изобретений, которые сберегли народному хозяйству миллионы рублей.
Николай Иванович принимал участие в работе редколлегии пятого тома энциклопедического справочника «Горное дело», редактировал фундаментальную книгу Д. А. Стрельникова, Т. Ф. Горбачева и В. Г. Кожевина «Разработка угольных месторождений Кузбасса».
Как садовник, выхаживающий первые побеги будущего дерева, Линденау относился к кадрам. Где бы ни трудился – на шахте, в комбинате или в науке, внимательно приглядывался к молодежи, поддерживал и смело выдвигал наиболее способных и инициативных. Еще в войну на шахте им. Сталина заприметил смышленого и энергичного выпускника школы ФЗО Колю Вайникаса, заставил учиться, поднимал по служебной лестнице. И многие годы потом был Николай Всеволодович Вайникас одним из толковых и уважаемых управляющих трестом. Не ошибся он и выдвигая Льва Моисеевича Резникова, ставшего на многие годы авторитетным руководителем крупнейшего в стране объединения открытой добычи угля.
С благодарностью говорили о Николае Ивановиче, как сврем наставнике в сложной технической политике угольного производства Герой Социалистического Труда В. П. Романов, директор КузНИУИ Н. С. Арсенов. Во время его руководства институтом ВостНИИ более ста горняков стали кандидатами наук и семь человек защитили докторские диссертации.
Не устарела поговорка: славен мастер делами, но трижды славен мастер, взрастивший достойную смену.
Только раз в году, в День шахтера, на парадном кителе горного генерального директора третьего ранга, все могли видеть ровные ряды высших наград Родины.
К сожалению, годы берут свое, давно нет с нами Николая Ивановича. А очень хотелось бы спросить,- откуда у парня-сибиряка такая редкая фамилия?
Хотя где-где, а у нас в Сибири всякого прохожего-проезжего народу много. Тогда не его ли это предок Якоб Иоганн Линденау попал в Большую Советскую Энциклопедию?
Это участник знаменитой Второй Камчатской экспедиции, в которую попал с позволения самого Петра I. Судьба Якоба достойна романа. Он родился в Москве, но его предки из принадлежавшей Швеции Лифляндии (сейчас это Эстония и Латвия). Рисовал, знал нотную грамоту, знал семь европейских языков, а также бурятский и якутский, хорошо разбирался в экономике, бухгалтерии. Написал 18 монографий о Сибири. Вернулся в Петербург и попросился обратно в Сибирь. В 1748 году его назначили управителем Балаганского острога. После работал в Иркутской губернской канцелярии, был ревизором. Ведал соляными делами. А еще поставлял селитру владельцу Тальцинского стекольного завода Эрику Лаксману, кстати, одному из исследователей Кузнецкого бассейна. На Заларинском тракте было несколько заимок, где находились его склады. Все его труды находятся в Центральном архиве древних актов и рукописей в Москве и до сих пор не расшифрованы.
А после всего Яков Линденау поселился под Иркутском, в скромной избе на берегу Ангары, близ устья ручья Оса.
Окруженный рукописями, чертежами и редкостями, вывезенными с берегов двух океанов, Линденау на досуге предавался научным занятиям.
В своей избушке Линденау прожил до 1795 года. Он и погиб в ней в возрасте девяноста пяти лет от внезапного пожара вместе со своими рукописными сокровищами.
Мог у такого прадеда быть такой правнук, как наш Николай Иванович?
Мог, конечно...
Виктор Кладчихин